Тимур и Александр делают заказ и обмениваются обычными фразами двух приятелей, пока кабинет не пустеет. А вот потом напускное слетает, и я понимаю цель этой встречи. Тимур пытается пробить почву, как сделать так, чтобы разрешение на застройку нового лакомого кусочка закрепилось за ним, и как можно скорее. Александр вроде бы имеет выходы на каких-то нужных людей, но сомневается, что стоит в это ввязываться.

Они настолько увлекаются, что на меня перестают обращать внимание, и я незаметно освобождаюсь от туфель. Ноющая боль отступает. Отвыкла от неудобной обуви, кожа разнежилась. Или надо постараться и припомнить, откуда у меня эта пара, – может, опять чей-то подарок по случаю.

– Попробуй, это довольно вкусно, – предлагает Тимур, когда приносят заказ.

Я не планирую есть. Ровно до тех пор, пока не замечаю перед собой утиное филе с… судя по всему, с карамелизированными персиками. Аромат блюда настолько приятный, что я беру вилку раньше, чем успеваю отговорить себя.

Тимур наливает в мой бокал вино, и я опять не отказываюсь. Несколько глотков явно не помешают, может быть, мне удастся чуть приглушить свое спонтанное раздражение.

Спустя бокал я понимаю, что решение было ошибочным. Если до этого раздражение тихо кипело внутри, то сейчас оно жаждет, буквально требует выхода. Особенно когда я начинаю все чаще ловить на себе взгляды этого Александра.

И нет, его интересуют отнюдь не глаза. Декольте, которое явно кажется слишком скромным, потому что его взгляд постоянно спотыкается о третью пуговицу, которую так долго сегодня мучил Тимур в своем кабинете.

Стоит вспомнить об этом, как раздражение достигает таких оборотов, что рождает одну гениальную идею. И, собственно, почему нет? Я же личный помощник. Я же должна как-то помочь своему генеральному, а Александр вот что-то упрямится, не соглашается с его доводами, говорит, что нужно подумать.

Второй бокал приходится как нельзя кстати. Он отключает все страхи, которые обычно нас тормозят.

И я незаметно – по крайней мере, незаметно для Тимура, который сидит со мной рядом, – расстегиваю эту чертову пуговицу.

А вот Александр это замечает практически сразу. Говорит, говорит, отнекивается от того, чтобы приложить к сделке побольше усилий. А потом неожиданно замолкает. Упирается взглядом в ложбинку между грудей. Большего он не видит, но ему и этого достаточно, чтобы начать дышать тяжело.

Забавно.

Забавный он.

Мне даже хочется рассмеяться.

И чем дальше, тем сильнее. Губы уже дрожат в улыбке, потому что дыхание Александра становится еще тяжелее. Такое ощущение, что где-то поблизости работает вентилятор.

– Нам пора, – взглянув на часы, сообщает Тимур. – Подумай – и набери меня. Не захочешь ты – я найду другие контакты.

Каким-то чудом догадываюсь втиснуться в туфли.

Босс отодвигает мой стул раньше, чем я успеваю понять, почему должна внезапно расстаться с такой вкусной уткой. А еще же осталось в бокале вино. А еще…

– До свидания!

Проститься с Александром, который смотрит на нас широко раскрытыми глазами – это последнее, что я успеваю.

Обидно даже.

На меня одну он так ошарашенно не смотрел. Эх, ну да, третий размер – не пятый. Чем я могла его удивить?

Хотя поначалу мне показалось…

– Мой пиджак! – осеняет меня.

Хочу вернуться, но Тимур оставляет меня у двери и берет пиджак сам. Надеть мне его не позволяет – сжимает его своими жесткими, такими жесткими пальцами и несет.

А другой рукой, на которой пальцы почему-то оказываются куда более жесткими, чем мне помнится, обхватывает мое предплечье и заставляет выйти из уютного кабинета.

– Ладно, – вздыхаю я, – дома поем.

Три шага вперед.

Только их сделать и успеваю. А остальные шаги получаются быстрыми и не прямо, а в сторону. И в итоге приводят нас к новому кабинету.

– Здесь у нас еще одна встреча?

– Угадала. Еще одна и у нас.

С этими словами Тимур открывает дверь, слегка подталкивает меня, беззаботную, ни о чем не подозревающую, заставляя сделать шаг внутрь.

А потом, даже не дав осмотреться, резко прижимает к двери.

Повернув голову, он бегло осматривается и бросает мой пиджак на кресло. Хороший пиджак, кстати, и так небрежно.

Но едва я хочу возмутиться, он сжимает мои кисти рук, пресекая слабую попытку освободиться. Недовольно прищуривается, когда не понимаю с первого раза, и вдавливает мои руки в дерево у меня за спиной.

Делаю рваный вдох, но глотаю не воздух – его слишком мало, а запах Тимура.

Холодные ноты, чуть терпкие, властные, которые убивают даже намек на сопротивление.

Жарко… душно, невыносимо от того, как он близко ко мне. И кажется, что на мои пересохшие губы вместе с его дыханием падает пепел огненной лавы. Он обжигает, пробуждает любопытство и желание узнать этот вкус.

Пронзительный взгляд, затянувшееся молчание, ноты одеколона, с каждым вдохом все глубже проникающие в мои легкие, подушечки больших пальцев, которые вдруг принимаются поглаживать мои запястья…

Все это невероятно пугает, и я чувствую, что начинаю дрожать.

– Мой плен тоже входит в твое расписание?

Моя улыбка исчезает, когда наши взгляды с Тимуром встречаются, наталкиваются друг на друга, сцепляются невидимыми, но тяжелыми звеньями.

– Ух ты, – выдыхаю восхищенно, заметив, как его глаза стремительно меняют цвет на более темный.

Но рассмотреть внимательней не удается, потому что одна рука Тимура неожиданно поднимается вверх. Задевает костяшками выемку на моей шее и начинает скольжение – вниз, к той самой пуговице под заколдованным номером три.

– Я заметил, что тебе слишком жарко, – поясняет мой босс.

– Целый день, – киваю покладисто.

На его губах мелькает усмешка, на которую я невольно засматриваюсь – настолько она редкий гость. А потому пропускаю момент, когда расстегнутых пуговиц на моей блузе становится больше.

– Целый день так мучиться – это долго.

И еще одна пуговица отступает, едва к ней прикасаются его пальцы. Я их не осуждаю, мне бы самой хотелось сбежать.

Сбежать, потому что то, что он делает, – пытка, которая «жарко и душно» превращает в «гореть и не в силах дышать».

– Так лучше?

Расстегнув еще несколько пуговиц, его пальцы поднимаются вверх и очерчивают кружевной край моего бюстгальтера. Киваю, потому что знаю, он готов пойти дальше, избавить меня от всего в попытке дать больше воздуха. Он готов, а вот я…

Он будто улавливает мое настроение, мои пугливые мысли, видит насквозь мои страхи, потому что его ладонь, едва задев соски на груди, возвращается к моей шее.