Он не отвечает на мой вопросительный взгляд – помогает накинуть пиджак, открывает дверь и пропускает меня вперед. Выйдя на улицу, наконец перевожу дыхание и оглядываюсь: Тимура нет. Наверное, расплачивается за наш обед.

Я достаю телефон, кручу его в руках, но возвращаю в сумочку. Говорить с Максом я тоже сейчас не могу.

Едва раздается писк снимаемой сигнализации, сажусь в машину. Избегаю смотреть на Тимура, да и он тоже. Осень пытается разукрасить настроение яркими красками – листьями, проезжающими мимо машинами, а потом и зонтами, сбрасывая на землю крупные капли дождя.

Дворники медленно ползут по стеклу, и я прикипаю к ним взглядом. Наблюдаю за тем, как лениво они стряхивают с себя лишнюю влагу. Взгляд невольно выхватывает руль и руки Тимура.

Он занят дорогой, и я поворачиваю голову, чтобы взглянуть на него. Какую игру он затеял? Зачем? Его намерения очевидны, были очевидны еще при обсуждении сделки, но он идет на уступки, дает мне отсрочку.

Я так глубоко погружаюсь в свои мысли, что, лишь когда Тимур поворачивает голову, понимаю, что все еще смотрю на него. Когда подъезжаем к офису, снова выхожу первой, иду торопливо, как будто за мной кто-то гонится. Корю себя, да и ноги отнюдь не рады такой интенсивной прогулке, туфли кажутся кандалами. Но для меня важен каждый новый шаг, который я делаю. Из-за ощущения, что несмотря на боль я хоть что-то могу контролировать.

Секретарь, заметив свое руководство, отвлекает его отчетом о звонках, встречах и новых договоренностях. А я поспешно захожу в кабинет, марширую к своему столу, ставлю сумочку и… задумываюсь.

А что дальше?

Марафон, который я себе установила от машины до офиса, окончен. Я вроде бы добежала, но не чувствую удовольствия. Лишь растерянность и усталость.

Услышав шаги и как закрывается дверь, набираюсь храбрости, чтобы взглянуть на хозяина кабинета. К моему удивлению, он идет не к своему столу, а к моему.

– Совершенно не представляю, что делать. – Окидываю взглядом свое рабочее место, и у меня вырывается нервный смешок.

Думаю, эти слова мало приятны для любого руководителя. Но мой не выглядит раздраженным. И, в отличие от меня, знает, что делать.

– Присядь.

Сажусь в свое кресло, поднимаю взгляд вверх, готовясь услышать распоряжения. И напряженно наблюдаю за тем, как Тимур присаживается напротив меня. Рассматривает мои ноги, и я отвожу их назад.

– Сними туфли.

Сбрасываю и едва не умираю от удовольствия. И от неловкости – когда он тянет на себя мою левую ногу, достает из кармана брюк лейкопластырь и лепит его на поврежденную кожу.

Он действует уверенно, четко, как будто делал так уже сотни раз, хотя…

Один раз почти так уже было. Только вместо кабинета был его дом, а вместо лейкопластыря – лед. А пальцы, как и раньше, горячие, распространяющие по моей коже маленькие огоньки.

Странно, там, в ресторане, я не так остро реагировала на его прикосновения. Хотелось закрыться, уклониться, спрятаться – хотя бы мысленно. А сейчас…

Неожиданно он располагает мою стопу у себя на ноге и начинает массировать. Несколько секунд, прикусив губу, я держусь, а потом все же выдаю себя стоном и торопливо поясняю, когда Тимур поднимает свой взгляд:

– Просто это моя самая чувствительная зона. Спасибо, давай я дальше сама!

Протягиваю руку, чтобы взять у него лейкопластырь.

– Насколько чувствительная? – приподняв бровь, интересуется он. – Настолько, что можешь кончить?

– Нет! – выпаливаю резче и быстрее, чем следовало.

Пытаюсь убрать свою ногу, но Тимур сжимает мою стопу сильнее.

– Уверена?

– Уверена. Как и в том, что моя массажистка Марина сильно бы удивилась, если бы это произошло.

Мой голос звучит уже твердо, без тени сомнений. Но с каждым словом становится тише, потому что пальцы Тимура начинают массировать. И нет, это не то же самое, что с Мариной. Далеко не то же самое.

Он выбирает не те точки, что нужно, а находит такие участки, от нажима на которые мне начинает казаться, что у меня билет в ад.

Какое-то время мне удается держаться, но, когда его пальцы меняют тактику и переходят к более жестким нажимам, тишину кабинета разрезает мой стон. Тимур поднимает взгляд, с интересом всматривается в мое лицо и повторяет ту же комбинацию нажатий. Я судорожно выдыхаю, чтобы не выдать себя, не показать ему, насколько сильно мне нравится то, что он делает. Потому что если он так же продолжит…

Но он неожиданно опускает мою ногу, быстро определяет лейкопластырь на второй стопе и поднимается.

– Мое первое условие, Аня, – упирается в меня холодным взглядом начальника, – я хочу, чтобы ты перестала прятать эмоции.

Ко мне вновь возвращается раздражение, и я едко интересуюсь:

– Все?!

– Все настоящие, – говорит он туманно, а потом дает и подсказку: – Для начала те, когда я к тебе прикасаюсь.

Ответить что-либо не успеваю.

Тимур снова ныряет в карман и высыпает на стол горсть моих шпилек. Я о них совершенно забыла, а теперь, стоит только представить, что бы подумали работники ресторана, если бы обнаружили эту находку, становится не по себе.

– Ты прямо как фокусник, – прячу смущение за ухмылкой, – в каждом кармане какой-то сюрприз.

Но мое напускное веселье улетучивается, стоит взглянуть на Тимура, прислонившегося к моему столу.

– Что-то мне подсказывает, – произносит задумчиво он, – что у тебя их тоже не меньше.

Он не может знать.

Не может, убеждаю себя, хотя сердце колотится, а на щеках чувствуется колючее покалывание холодка. Собираю сосредоточенно шпильки, прячу их в сумочку, заглядываю в пудреницу и провожу кистью по побледневшим щекам.

– А что касается того, чем тебе лучше заняться… – начинает Тимур, но отвлекается на сообщение в своем телефоне, а прочитав его, переводит взгляд на меня. – Если твой муж с таким упрямством будет пытаться сократить твой рабочий день, однажды дойдет до того, что ты останешься здесь до утра.

Он отталкивается от стола – неохотно, не торопясь. И едва садится за свой, как в дверях кабинета появляется Макс, а у него за спиной, как и в прошлый раз, возмущенная секретарь.

– Вильгельмина, можешь идти, – отпускает ее Тимур.

– Хотел сказать, что буду неподалеку и могу забрать тебя домой, но ты не берешь трубку, – после кивка генеральному, поясняет он свой визит. – Тебе еще долго?

Взгляд Макса упирается в закрытый ноутбук, чистый стол, закрытый блокнот.

Свидетельств того, что я вообще сегодня работала, – ноль.

Я так сильно боюсь разоблачения, что слова застревают в горле комком. Киваю головой, качаю отрицательно, пожимаю плечами.