принципами. Всегда полезно иметь под рукой человека способного выполнить щекотливое поручение и не задавать при этом лишних вопросов.

– Ты что не мог разобраться с ним сам? Если он сделал, что было велено, заплати, что обещали и пускай убирается, – велел он. – Если не сделал, тем более пусть проваливает.

– Он говорит, что дело он сделал, но все вышло не вполне, так как задумывалось. Он говорит, господин, что хотел бы обсудить это с тобой.

Корвин поджал губы, нахмурился и после короткой паузы недовольно сказал:

– Ладно, пускай ждет.

*****

– Я далек от того, чтобы изменить мнение о твоем друге, но бывает, что и брошенный слепым камень попадает в цель, – произнес Иосиф, входя в атрий, после того как он проводил ланисту.

– Незаконная продажа в рабство римского гражданина отличный мотив. Что для шантажа, что для мести, что для убийства, – согласился Петроний. – Если Сирпик продал в гладиаторы дядю своей жены, у него было достаточно причин, чтобы бояться разоблачения. Причем не только перед властями. Лоллий будет счастлив, если мы избавим его от соседа.

– Тебе что-то смущает, господин? – Иосиф уловил сомнение в голосе патрона.

Петроний пожал плечами.

– Зачем ему было это делать?

– Какая-нибудь давняя неприязнь? – предположил иудей. – С тех времен, когда Эгнаций еще не был изгнанником, а Сирпик не смел и мечтать о том, чтобы жениться на его племяннице.

– А как же Эгнация? Она видела Меланхета – значит все знала. А ведь она не кажется человеком, который способен легко отречься от родственника, – возразил всадник. – И почему служанку услали в Африку?

– Он мог уговориться с Сирпиком о том, что будет молчать. Ведь не зря говорят, что золото запечатывает уста надежней смолы. А служанку услали, чтобы она не болтала о мятежнике, который вернулся домой, вопреки запрету.

– Эгнаций пришел за обещанными деньгами, но Сирпик предпочел сэкономить. – Петроний медленно кивнул, но тут же решительно помотал головой. – Все равно не сходится. После смерти дяди она должна была по крайней мере заподозрить мужа. Между тем, я не заметил, чтобы между ними была какая-нибудь размолвка. Это младший Варий сердился на мать. И потом, за что в таком случае убили Бриарея? Как получилось, что Меланхет получил удар в спину?

– Да, – согласился Иосиф, – нужно быть большим гордецом, чтобы повернуться спиной к человеку, которого ты собираешься убить или шантажировать. Но ведь, сказано, что гордец подобен слепцу, ибо, задрав голову кверху он не видит того, что лежит перед носом.

– А еще, как резонно заметил мой друг Лоллий, мнение которого ты так невысоко ценишь, если Меланхета убил Сирпик, почему он не спрятал тело в собственном саду?

*****

– И что плохого у нас случилось за ночь? – игриво осведомился Лоллий. – Эбур, ты знаешь, когда ты входишь ко мне утром с таким лицом, мое сердце начинает биться быстрее. Как сердце робкой лани, пробирающейся к водопою темной ночью.

Лоллий откинул одеяло. Вставать при этом он не спешил, резонно полагая, что после вчерашних подвигов имеет законное право валяться в постели столько, сколько заблагорассудится.

– Печально это слышать, господин, – отозвался Эбур.

– Это не твоя вина, – утешил его Лоллий.

– Хотелось бы верить.

– Ты знаешь, как я тебя ценю.

– И я благодарен тебе за твое бесконечное доверие, господин.

– Иногда я теряюсь в догадках, чем заслужил твою преданность.

– Я лишь выполняю свой долг.

– И делаешь это превосходно. Но все равно. После всех несчастий, что обрушились на мой дом, просыпаясь я всякий раз испытываю некий трепет, – Лоллий вздохнул и, устраиваясь поудобнее на подушках капризно поинтересовался. – Так что все-таки случилось?

Не то, чтобы Лоллий настаивал на практике утренних докладов. По правде говоря, сам он прекрасно мог бы без этого обойтись. К сожалению, его управляющий придерживался иного мнения. По этой причине ежедневное посещение Эбуром спальни своего хозяина сразу после его пробуждения было одним из немногих обязательных ритуалов в доме Лоллия.

– Насколько мне известно, никаких происшествий за прошлую ночь. Ничего, что стоило бы твоего внимания, господин, – сообщил управляющий.

– И что, никто не умер? Лары с пенатами не покинули наш дом? Клиенты не оглашают стенаниями атрий? Сосед не собирается пригласить меня на обед?

– Все эти печали обошли стороной наш дом.

– И мой дядюшка не проиграл своих поместий в кости? – осведомился Лоллий, сбрасывая одеяло.

Эбур подхватил одеяло, прежде чем оно коснулось пола и, начав его аккуратно складывать, сообщил:

– Уважаемый Квинт Лоллий, вчера был в гостях, но, насколько мне известно, вернулся в прекрасном настроении.

– Эбур, это же чудесно. Если бы ты знал, как это замечательно, слышать, что целая ночь обошлась без всяких происшествий. Ты знаешь, я понял, что нет лучшей новости, чем отсутствие новостей. Я успел отвыкнуть от этого.

Откинувшись на спинку кровати, Лоллий благодушно наблюдал за тем, как его управляющий прячет одеяло в сундук.

– Успешным ли было ваше вчерашнее предприятие? – поинтересовался Эбур, закрывая сундук и оборачиваясь к хозяину.

Вчера Лоллий вернулся поздно. Сообщив, бодрствовавшему управляющему, что он слишком устал, чтобы вести разговоры, хозяин отправился спать. Но сегодня все было иначе. Такого приподнятого с самого утра настроения у Луция Лоллия не было давно. Ночная экспедиция через полные опасности город, погоня и победа в схватке с безжалостным и умелым противником – с утра собственная роль во вчерашних событиях виделась ему совсем иначе, чем ночью.

Лоллий проснулся, предвкушая какой успех в обществе будут иметь рассказы о вчерашнем приключении. Среди его обычного круга знакомых мало было тех, кому доводилось переживать что-нибудь подобное. Больше всего сейчас он нуждался в первом слушателе. Эбур подходил для этой роли как никто другой. В положенных местах управляющий вставлял замечания вроде: "Весьма впечатляюще", "Крайне любопытно", "Невероятно!". Уже по тому, как Эбур время от времени вздергивал бровь, можно было судить, какое сильное впечатление производит на него этот рассказ.

– И когда он бросился на меня, Эбур, гладиатор, переживший десятки боев, бросился прямо на меня, я подумал, клянусь головой Марса: «Нужно продержаться совсем чуть-чуть, только чуть-чуть».

Вести подобный рассказ, сидя, или, тем более, лежа в постели, конечно, было невозможно. Уже на середине Лоллий вскочил, стал ходить по комнате, размахивая руками и изображая в лицах события прошлой ночи.

– Я выхватил меч и бросился на него. – Лоллий показал, как именно он это проделал. – И ты знаешь, было, наверное, что-то в моих глазах, отчего он отступил. Одно мгновенье и оно решило все. Буквально мгновенье.

– Вот как, – Эбур склонил голову.

– Да. Да. Он рухнул как подкошенный.