— Моя рука, — сказал Скай, поднося ее к лицу.

Как он заметил, повязки поменяли на более легкие, марлевые.

— Она не так сильно болит.

Паскалин повернулась к внуку, и взгляд ее наконец смягчился.

— Когда я пришла, сестра как раз ввела тебе новую дозу болеутоляющего. Через это. — Она показала на капельницу.

— А сеточка? — Он поднял руку и поморщился. — Ее надевают перед операцией?

Паскалин, прищурившись, уставилась на внука.

— Скай, тебе сделали пересадку неделю назад.

— Неделю? — недоуменно переспросил он. — Но я не помню…

— Ты спал все это время. Врачи уже заволновались.

Юноша лег обратно и уставился в потолок. Его всегда удивляло, как странно течет время, когда он «путешествует». Одни «путешествия» длились несколько дней там, в прошлом, но возвращался он в свое тело спустя несколько часов. Другие же, как последнее, укладывались в день, а выяснялось, что проспал он целую неделю.

Он снова посмотрел на бабушку: ненависть все еще владела ею. Как рассказать все, что он видел, объяснить, что это Маркагги повинны в возникновении многовековой вражды? Что их семья несет ответственность за все эти годы ярости и смерти? Сам он нисколько не сомневался в том, что Филиппи выжил после столкновения с оборотнем, несмотря на изуродованную руку. Тца, маццери сальваторе, целительница, спасла его на ночной охоте. Ему было предопределено выжить — выжить и поведать обо всем, чему он стал свидетелем той ночью.

Конечно, в 1583 году рассказу Филиппи об оборотне безоговорочно поверили. Но поверили бы сегодня? Слово «оборотень» в наше время ассоциируется с персонажем дешевого ужастика или комикса, его не воспринимают всерьез. Однако в этих выдуманных историях оборотни всегда представляются дикими зверьми, не контролирующими свои действия и нападающими на всех подряд, в то время как Тца убивала осознанно и весьма хладнокровно.

«Нет, все еще хуже, — подумал Скай. — Она решала, кого истребить, не только как волчица, но и как женщина. А я был там во время расправы. Какой же отпечаток все это оставило на мне?»

Скай задрожал. Бабушка подошла к кровати и поправила сползшие одеяла. Ну как объяснить ей, что, ненавидя Фарсезе, она ненавидит частичку себя? Скай представлял, что произошло после — как в результате совокупления на верхушке Горна Дьявола у Тиццаны родился ребенок, на что она и надеялась. Узнав девушку так близко — он все еще ощущал в себе ее присутствие, будто дополнительный внутренний орган, — Скай был уверен, что она не искала больше близости с мужчиной. И у нее наверняка появился малыш, иначе Скай просто не смог бы оказаться там, в прошлом.

Он пожевал нижнюю губу. Да, сомнений быть не может: он прямой потомок Тиццаны. И Эмилио. Так же как и Паскалин.

И тем не менее, как бы все ни началось, на протяжении минувших пяти столетий представители обоих семейств совершали ужасные преступления друг против друга. Его родной дед стал последней жертвой.

Скай должен положить этому конец. Вместе с Жаклин Фарсезе. Теперь он это точно знал.

— Бабушка, — прошептал он, — я сделаю то, о чем ты просишь.

От удивления Паскалин вздрогнула, и ненависть на ее лице сменилась надеждой.

— Ты сделаешь?.. Ты исполнишь долг?

Скай вздохнул.

— Исполню.

— Но почему? Почему ты передумал?

— По двум причинам. Эту вендетту может остановить только смерть. И лучше, чтобы это была смерть Фарсезе.

Бабушка наклонилась и схватила внука за здоровую руку.

— Вот теперь ты говоришь как Маркагги. Сейчас твои предки, исполненные гордости, радостно стучат в крышки своих гробов. — Она улыбнулась. — А вторая причина?

— Потому что ты обещала, если я выполню просьбу, научить меня высвобождать фюльгию… — Скай увидел, что последнее слово озадачило ее. — То есть моего духа, по собственному желанию.

— Обещала. Я могу показать тебе. Это, в конце концов, не так и сложно. Ни для кого из нас. В твоей крови, громко взывающей к мести, кроется и это наследие предков. Ты Маркагги, и ты маццери. — Паскалин радостно поднялась на ноги. — И ты поступишь так же, как поступали они, в Jour des Morts, День мертвых? Во время Битвы маццери, когда можно убить другого охотника, не опасаясь расплаты здесь.

Бабушка обвела рукой комнату, но Скай понимал, что она имеет в виду весь этот мир.

— Я все сделаю.

— Хорошо. Месть, неподвластная закону. Как и должно быть. — Она наклонилась и похлопала Ская по плечу. — Твой врач хочет понаблюдать тебя еще какое-то время. Пересадка прошла успешно и… Не знаю, как сказать по-английски… Неполный ожог? Не очень глубокий. Он даст мне знать, когда можно будет забрать тебя отсюда, чтобы ты окончательно восстановился у меня дома.

Паскалин улыбнулась.

— Jour des Morts второго ноября. Ждать еще долго. Так что, может быть, мы пока предпримем небольшую поездку по острову. Он так прекрасен осенью. À bientôt!

«Только что убийца, а в следующую минуту — гид», — подумал Скай, глядя на закрывающуюся за бабушкой дверь.

Некоторое время он лежал, уставившись в потолок и стараясь ни о чем не думать. Он чувствовал себя совершенно обессилевшим. И это объяснимо: в обычной жизни Скай проспал целую неделю после операции, в другой же…

Нахлынули воспоминания, как он ни старался их отогнать, и Скай застонал. Скольких бы людей ни убил Бьорн, он всегда убивал в бою; убивал тех, кто пытался убить его. А Тца, пусть и с самыми добрыми намерениями, осознанно зарезала Эмилио… Да еще получила от расправы удовольствие.

Да, Бьорн был убийцей, но он был воином, а то, что сделала Тца, называется преступлением.

А теперь и Скай стал преступником. Рунный расклад подтверждал это. Дар, Гебо, — в данном случае овладение утраченным искусством маццери сальваторе — всегда подразумевает плату. Будто в комнате включили свет и его теперь нельзя погасить. Скай знал, что какая-то часть его «я» всегда будет берсерком, но не мог пока сказать наверняка, не является ли с этого момента другая часть волком. Выяснится в следующее полнолуние.

Но способность исцелять была лишь одним из даров Гебо. Паскалин предложила Скаю то, чего он желал больше всего, — возможность по желанию покидать собственное тело. Он знал, что это первый шаг на пути к полному контролю над двойником, к той власти, которую имел Сигурд. Но вот ценой за эту вторую милость должна стать жизнь Жаклин Фарсезе.

Дверь снова открылась, и вошла — она. Девушка замерла, едва глаза их встретились.

— О! — воскликнула Жаклин. — Ты пришел в сознание.

«Вполне, — подумал Скай, — особенно если учесть, о чем я только что думал».

— А, ну… — промычал он вслух.

— Так тебе уже лучше?