Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она приехала сюда на эти выходные.
Ко мне.
И мы, блядь, не уйдем, пока не разберемся с этим дерьмом.
Все мое тело болит, хотя нигде так сильно, как мой член.
Искушение бросить ей вызов было сильным, чертовски сильным, когда я стоял в душе с моим твердым членом, подпрыгивающим у меня между ног, и образами ее в моей голове.
Но я этого не сделал.
Я не сделал этого, потому что хочу доказать ей, что я серьезен. Что я не воспринимаю все это как шутку. И самое главное, что я не лгу ей.
— Она… эм… она ушла раньше с Ксандером, — говорит Стелла, с беспокойством поглядывая на Себа.
Я понимаю, все они были свидетелями того, как я терял самообладание из-за мелочей, особенно когда дело касалось моей единственной слабости в жизни.
Эмми Чирилло.
Одна мысль о ее фамилии, о том, что она принадлежит мне, заставляет мой член дергаться.
Она, блядь, моя. И к концу ночи каждый ублюдок в этом городе узнает об этом. Включая саму девушку, которая так чертовски старается поддерживать свои стены вокруг себя, что я действительно впечатлен.
Но все это заканчивается сегодня вечером.
— Поехали, — рявкаю я, открывая пассажирскую дверь одной из машин, которые нас ждут.
Поворачиваясь назад, прежде чем упасть внутрь, я лаю. — Себ, ты и Стелла в другой машине.
Себ ухмыляется мне, и я просто даю ему отмашку. Я ни за что на свете не потерплю, чтобы эта парочка трахалась всухую или, что еще хуже, прямо сейчас у меня за спиной.
— Я не поеду с ними, — огрызается Алекс, бросаясь к машине, которую я выбрал. — Пошли, малышка Си, я согрею тебя.
Она смотрит на него, ее губы кривятся от отвращения.
— Тронь меня, и я воспользуюсь ножом, который Стелла подарила мне на Рождество, — шипит она.
— Оо… Калли выросла, — бормочет он, и его глаза загораются.
— Осторожнее, братан, или я буду тем, кто вытащит свой нож, чтобы отрезать тебе яйца.
— Остынь, чувак. Я шучу. Верно, Малышка Си?
Она бормочет что-то о том, что он кобель, прежде чем обойти его и забраться в машину.
— Жги, братан, — шучу я, когда Нико и Тоби наконец появляются, оба они выглядят так, будто уже начали свою вечеринку. Нико кивает мне, когда Тоби, черт возьми, чуть не падает на заднее сиденье машины.
Мои брови сжимаются в беспокойстве. С тех пор как выплыла правда о Джонасе, он все глубже и глубже погружается во тьму, которую скрывает внутри.
Его пытки для человека, который все эти годы называл себя его отцом, становятся все более жестокими, и я беспокоюсь, что однажды он зайдет слишком далеко и не сможет с этим справиться.
— Отвали. Не похоже, что я на самом деле флиртовал, — издевается Алекс, напоминая мне, что мы были чем-то заняты.
— Хорошо. Я должен чертовски надеяться, что нет, — огрызаюсь я, прежде чем, наконец, присоединиться к водителю и услышать, как Алекс садится в машину секундой позже.
— Хорошо, куда едем? — Спрашивает водитель, прежде чем перепроверить пункт назначения и тронуться с места.
Напряжение в машине довольно сильное, но с мыслями об Эмми, мелькающими в моей голове, когда мы приближаемся к бару, я отодвигаю это в сторону и думаю о том, как я хочу, чтобы моя ночь закончилась.
Возможно, прошло всего несколько часов, но, услышав финальный свисток в этой игре, кажется, что прошла целая жизнь.
Я должен быть на седьмом небе от счастья, празднуя. Но важность всего этого тускнеет по сравнению с требованием моей жены.
Тишина в машине нарушается, когда Алекс решает еще раз вывести Калли из себя.
— С кем ты разговариваешь?
— Ни с кем, — шипит Калли в ответ, и я не могу не улыбнуться ее очевидному отвращению к распутству Алекса. Это, безусловно, облегчает мою жизнь.
Надеюсь, она найдет себе достойного парня, с которым можно остепениться, и не вызовет проблем ни у меня, ни у ее брата.
— Калли, — предупреждает он. Мне не нужно оборачиваться, чтобы увидеть ухмылку на его лице. — Ты разговариваешь с мальчиком?
Улыбка изгибается на моих губах, когда от нее волнами исходит гнев.
— Отвали, Алекс, — выплевывает она.
Водитель бросает на меня удивленный взгляд, прежде чем остановиться у бара.
— Как раз вовремя, — говорю я, открывая дверь и выбираясь наружу. — Давай, Малышка Си. Я не хочу сегодня вечером убирать кровь Деймоса, — говорю я, придерживая ее дверь открытой, как джентльмен, которым я, безусловно, не являюсь.
— Он придурок, — бормочет она, проносясь мимо меня прямо к вышибале.
Только когда она проскакивает через дверь, будучи впущенной прямо внутрь, ее платье привлекает мое внимание.
Была ли она одета в…
— Чувак, она сегодня дерзкая. Ей нужно избавиться от этой V-карты и выпустить часть этого напряжения.
Мой кулак врезается ему в живот, и он наклоняется, тяжело дыша, когда я стою над ним.
— Она права. Ты придурок. Теперь пойдем.
Схватив его сзади за шею, я тащу его вперед.
Глаза вышибалы прищуриваются на мне, давая мне молчаливое предупреждение о моем поведении, прежде чем пропустить нас прямо внутрь.
Возможно, нам было всего шестнадцать в прошлом году, и мы должны были вернуться в автобус со всеми остальными двенадцатилетними, но этого, блядь, не произошло. Возможно, у нас здесь не такая репутация, как в нашей части родного города, но нам все же удалось попасть в это место и повеселиться со всеми прошлогодними тринадцатилетними. Хотя это был не такой уж праздник, учитывая, что мы проиграли. Не то чтобы кого-то из нас это действительно волновало. Некоторые из прошлогодних девочек были совершенно непристойными. Это была чертовски эпическая ночь.
Этому месту есть чему соответствовать, и я могу только надеяться, что сегодня все не выйдет из-под контроля.
Откидывая волосы со лба, я поправляю рубашку, пока мы спускаемся по лестнице.
— Мне нужен алкоголь и согласная девушка, прижимающаяся ко мне, — объявляет Алекс позади меня.
— Чертов кобель, — бормочу я.
В ту же секунду, как клуб появляется в поле зрения перед нами, я сканирую толпу в поисках ее, но ничего не нахожу.
Клянусь Богом, если она не будет ждать меня где-нибудь здесь, я, черт возьми, придушу ее.
Протягивая руку, я снова перестраиваюсь, мое сердце все еще болит из-за нее, пока Алекс пробивается к стойке.
Выпив две рюмки их самой дорогой водки, мы отправляемся на поиски: Алекс — любой желающей девушки, которая попадется ему под руку, а я — своей гребаной жены.