Это по воле Талиесина и колдунов-воров деревья ожили и вышли на поле битвы, где рвали воинов на части, орошая кровью листву, путаясь корнями в потрохах. Кад Годо — война деревьев…

Добрый волшебник, хм. В юности бард убивал драконов, непревзойденный знаток речи убивал одним произнесенным словом. Добрый волшебник, хм.

— Вы чем-то недовольны, сэр Инконню? — поинтересовалась Хелия язвительно.

— Ничем, — ответил рыцарь так просто, что фрейлина смутилась, во взоре мелькнул стыд.

Талиесин оглядел обоих, глаза хитро блеснули. Лепрехун, заслышав волшебные звуки арфы, перестал цокать по радуге, сел, свесив ноги, и сердито затарахтел.

— Позвольте отблагодарить вас песней, — сказал бард.

— Спойте о великой любви, господин Талиесин.

— О великих битвах, — попросил Инконню.

Хелия ожгла рыцаря презрительным взглядом, барду достался умоляющий. Певец светло улыбнулся, созвучием арфы и слов соткал из ночи певчих птиц. Рядом с костром выросло дерево, чьи ветки гнулись от золотистых плодов. Лепрехун остолбенело вытаращился, зажевал рыжую бороду.

— Я спою две песни, — сказал бард мягко. — Слушайте, леди историю о любви отважного воина Фианны Диармуида и прекрасной женщины из Дэйойн Сайд.

Лепрехун и рыцарь фыркнули одновременно. Хелия испепелила их взглядом, а бард укоризненно покачал головой и негромко спел куплет — в руках у насмешников тотчас появились кружки с пивом. Лепрехун довольно загоготал, залпом осушил свою кружку и посмотрел на рыцаря требовательно. Инконню, не любивший пива, поставил кружку у основания радуги, и гном влез на край, утопив голову в пене. Фрейлина смотрела на них с отвращением, но тут бард начал петь по-настоящему.

Пение очаровало рыцаря, он остро пережил терзания любящих сердец, но, едва песнь смолкла, ощутил раздражение. Подумаешь, повстречался фианец с прекрасной женщиной, провел ночь в замке, по утру растаявшем. Ну, полюбил незнакомку, которая его бросила, отправился искать, нашел при смерти. И пришлось бедняге идти к королю эльфов за волшебной чашей, перебить его лучших воинов. А когда достал чашу, узнал, что лекарство заберет болезнь и их любовь. Так и случилось. Сайдка осталась в своем мире, он — в своем. И чего Хелия ревет?

Рыцарь нетерпеливо потер ладони, посмотрел на барда щенячьим взором. Талиесин рассмеялся. Арфа запела суровую мелодию.

В лицо Инконню ударил морской ветер. Шумно пеня волны, три судна с квадратными парусами плыли по бескрайнему океану. Трепетали на ветру полотнища со львами, волками, леопардами и грифонами и одно — голубого цвета — с тринадцатью золотыми коронами.

Верховный король отправлялся на скрытый туманами остров, волшебную страну Аннуфн, сопровождаемый сотней храбрых рыцарей: сам бард Талиесин подогревал боевой дух воинства, и молча стоял величайший воин на свете Лльюк Ллеминаук — Обреченный. Никто не знал, откуда он родом и почему его так зовут, но в храбрости и умении биться он превосходил даже Верховного короля.

«Как и мое имя неизвестно. А вдруг…» — погрузился рыцарь в сладкие мечты.

Инконню увидел хрустальный замок, невообразимо прекрасный, мерцающий в темноте. Преодолел с рыцарями цепь стражи, восхитился чудесами: источником благоуханного вина, бьющего из-под земли, и котлом, покрытым голубой эмалью и усыпанным жемчугом. Чудесное творение прежних владык мира, великанов, даровало мужчине способность петь и мужество в бою, ибо лишь для храбрых воинов можно варить мясо в котле.

Артур выкрал котел, но у берега их догнало разъяренное шеститысячное воинство. Кровь Инконню закипела: слева и справа падают воины в прекрасных доспехах, льется кровь, рыцари теснят противника, несмотря на его численное превосходство. Перед глазами появился Лльюк Ллеминаук, огромным мечом разрубал эльфов пополам. Обреченный двигался с кошачьей грацией, бил из любого положения, исчезая в кровавом водовороте. А сбоку воинам Аннуфна заходила армия живых деревьев, подъятых Талиесином…

Дорогую цену заплатило людское воинство, домой вернулось семеро. Волшебный котел надежно спрятан.

«А ведь верно, я не слышал, чтобы король хвастал трофеем», — подумал рыцарь.

Щеки мокрые, грудь бурно вздымалась, в сжатых кулаках сжимал пучки травы. Хелия посмотрела насмешливо, прогудела гнусно:

— Ох уж эти мужчины. Неужели нельзя варить мясо в обычном котле? Жестковато, что ли, получается? Какая глупость — пожертвовать десятками жизней ради безделицы.

Инконню почувствовал себя оплеванным, его идеал нахально охаяли.

— Я отговаривал короля, леди, — сказал Талиесин. — Но ничего не поделаешь, что сделано, то сделано.

Рыцарь, выловив из кружки пьяного лепрехуна, усадил его на радугу. Пьянчужка загомонил, задергал ногами, кошачьим прыжком переместился на дерево, ловко вскарабкался по ветвям. Птицы прервали сладкие трели испуганным писком. На землю посыпались перья.

Бард рассмеялся, сложил две строчки — и пьяный гном исчез. Фрейлина обратилась к певцу:

— Господин Талиесин, если вам случалось помогать людям, может, отправитесь с нами в Сноудон? Если вам будет угодно, — добавила она сладким голоском.

Инконню в кой-то веки поддержал фрейлину, но бард покачал головой.

— Я дал обет найти друга, — сказал он печально. — Случилось несчастье, милые мои, Мирддин пропал.

— Мирддин? — спросили девушка и рыцарь в голос.

— Он более известен под именем Мерлин, — улыбнулся бард. — Да, советник короля пропал.

— А король? — спросил рыцарь напряженно.

— Он жив, здоров. Но исчезновение Мирддина — серьезная угроза. Кто поможет мудрым советом?

Рыцарь молчал, потрясенный.

Певец хлопнул в ладоши, рассмеялся.

— Довольно грусти. Вы устали, вам предстоит тяжелая дорога, — сказал он. Рыцарь вспомнил о даре предвидения певца. — Но эту ночь вы проведете в покое.

Инконню и Хелию тотчас опутал сон.

Талиесин с грустной улыбкой посмотрел на спящих, негромко запел: у ладони Хелии появился золотистый фиал, даже через пробку пробивался дивный аромат духов.

Над юным рыцарем Талиесин стоял долго, его сияющее лицо померкло. Несколько неуверенно он спел куплет: воздух заискрился, из него соткалось золотое тельце. Змейка юркнула в волосы юноши, бесследно исчезла.

Бард, окружив стоянку хранящей россыпью звуков, исчез в ночи.

Инконню открыл глаза, сладко потянулся, затем рывком поднялся, оглядев позеленевшие окрестности, смущенно улыбнулся. Радуга исчезла, а костер пыхал рубиновыми углями, жар от него исходил мягкий, ласковый. Воздух по-весеннему теплый, каждый вдох смакуется, как дорогое вино. На ветвях дерева заливались птицы. Рыцарь сорвал с ветки золотистый плод, втянул аромат.

Собрав горкой сорванные спелые плоды рядом со спящей фрейлиной, Инконню с любопытством рассмотрел хрустальный фиал, зажатый в ее ладони. Затем направился к коням.