– Вообще-то я хотел заглянуть к нашей Кэти, – издалека подъехал на кривой козе Гент. – Понимаешь, в приемных радиосимволах нескладуха у меня вышла, а она как раз же металингвист..?

– Кэти спит давным-давно. А твою нескладуху я и так знаю, равно и то, в котором месте она возникла, – отрезал категорически Арсений попытку мирных переговоров, ни к чему Крипто нынешней ночью без надзора шастать по кораблю. – Кобель непуганый, из одного безобразия сразу в другое, уймешься ты когда? – впрочем, совсем уже беззлобно напутствовал доктор второго пилота перед выходом из подъемника. – Вы тоже, господин комиссар, капсулы на место поставите и сразу спать. Все выше мною сказанное в одинаковой мере относится и к вам.

В каюте Арсений едва успел донести голову до упругой, шелковистой подушки, как немедленно погрузился в беспробудную тьму пустых сновидений. Вернулся ли Галеон Антоний вовремя, он так и не узнал, зато внезапно, будто миг пролетел, очнулся от звука тонко ноющей переговорной мембраны-«мухоловки». Вот тебе и утро с приветом! Прошло уже более четырех часов, надо же! Как раз половина восьмого. Доктор Го сообщал – сеньор Рамон только что вынырнул из сладких пучин волнового наркоза. Приходилось поспешать в медицинский блок. Арсений наскоро совершил примитивный утренний туалет, душ принять еще успеется, пациент прежде всего. Краем глаза отметил – Антоний мирно дрыхнет на нижней койке и, судя по всему, давно. Значит, послушался, удовлетворенно хмыкнул доктор.

Не дожидаясь подъемника, Мадянов сбежал вниз, далековато, зато ноги размял вместо гимнастики в зале упражнений, да и будет ли сегодня свободное время? Сеньор Рамон уже сидел на процедурном столе в открытой настежь камере, видимо, его освободил сообразительный доктор Го. Самого магистра рядом уже не было. Как всегда не в меру стеснительный, он посчитал нужным оставить врача и его больного наедине друг с другом.

– Как наши дела скорбные? – бодрым голосом звонко спросил Арсений, хотя видел сам – дела и так неплохи. – Как плечо, не болит? Очень хорошо. А вот я вам сейчас озончику порцию, для приобретения утренней свежести. И после можно обратно в строй. Но лучше сегодня все же отдохнуть в спальной каюте. Это не совет, а предписание. Хотя вам, ученый мой коллега, и свойственно игнорировать оздоровительные мероприятия. В зале упражнений единственно вы сачкуете.

– Погодите на минутку, доктор, – Эстремадура как-то излишне дико озирался по сторонам, и Арсения его поведение вдруг встревожило. – Вы, как Э-психолог, можете сказать честно, в моем положении вероятны были галлюцинации? Я не имею в виду сейчас. Я именно спрашиваю о том времени, когда случился необъяснимый взрыв на челноке.

– Все возможно. Но будьте спокойным: ваш мозг, уважаемый сеньор Рамон, нисколько не поврежден.

Разве цветовое восприятие могло сдвинуться, очень большая нагрузка на сетчатку…

– Я не о том, – раздраженно отмахнулся Эстремадура. – Я о настоящей, полноценной галлюцинации. Световое смещение я распознал бы и сам, мне не впервые наблюдать радужные миражи. А вот так, чтобы вдруг исчезла перспектива? Как если бы посреди океана на глубине многих километров вы с поверхности вод увидели морское дно, едва стоит руку протянуть, и тут же, рядом, во всех деталях. Затонувшие каравеллы, заросшие ракушками сундуки, и не знаю что еще… Это ужасно, – и тотчас же после этих слов Эстремадура заплакал, словно бы в тоске.

– Ну, будет, будет, – тихо и ласково, положив сеньору Рамону ладонь на плечо, принялся уговаривать и утешать травмированного астрофизика Мадянов. Может, диагностический анализатор и впрямь что-то упустил? Надо бы повторное исследование. – Успокойтесь, а я вам озончику, чистейшего… Вот так, дышите, полной грудью, сейчас станет полегче. Всякое случается от кислородной недостаточности. Вам приснилось, а вы забыли и решили, что действительно видели нечто страшное.

– Да не страшное, не страшное, а ужасное, – поправил его Эстремадура из переговорного устройства кислородной маски. – Это разные вещи. Я вовсе не напуган. Мне лишь трудно принять умом, как может быть, если нет перспективы пространства и свет вдруг исчезает в одной точке, а дальше ничего и нет. Я это видел. Видел! Вы меня понимаете? Впрочем, откуда. Ведь невозможно описать. Все равно, как на пальцах объяснять ребенку, что такое солнечный ветер или давление внутри стремительно сжимающейся звезды.

– Мне кажется, вам не стоит сейчас волноваться. Пройдет время, и вы сможете как следует вспомнить вашу галлюцинацию. А в том, что вы видели именно галлюцинацию, я даже не сомневаюсь. Сами подумайте как это действительно возможно – пространство и без перспективы? – улыбнулся больному звездочету доктор. Ему и самому отчего-то сделалось вдруг зябко.

– А мне определенно кажется, что впереди нас что-то ждет. Или поджидает. Где-то далеко-далеко. Пока. Но в одном вы правы – время все расставит по своим местам. Такое у него свойство, – печально отозвался из-под маски Эстремадура. – Я еще подышу немного, если позволите.

– Дышите, дышите. Сколько хотите. Я сейчас подключу вторую капсулу. – Арсений предупредительно поспешил в угол, в котором ранее Антоний и комиссар Цугундер сложили принесенные ими запасы кислорода. – Не тревожьтесь сейчас ни о чем.

Атомная бомба всегда падает в эпицентр ядерного взрыва.

Тринадцатая солдатская мудрость

осле затруднительных получасовых хлопот доктору, наконец, удалось привести астрофизика в относительно равновесное состояние души, затем Арсений спровадил беспокойного пациента отдыхать. Ни о каких галлюцинациях более они не заговаривали, сеньору Рамону, видимо, расхотелось, доктор тоже счел за наилучшее не поощрять. Мало ли что могло привидеться в открытом пространстве, в самом-то деле? Хотя описанный Эстремадурой феномен пока не получалось отнести к типовому разряду, потому что слишком коротким было видение, если классифицировать его как настоящее психическое расстройство, тем более сильных или слабых наркотических средств, ни искусственных, ни натуральных, сеньор Рамон не употреблял. Да и неоткуда такие средства взять в корабельных пределах, даже у доктора хранились под семью замками запасы на крайний случай, за здорово живешь не достать, впрочем, ничего Арсений и не дал бы, проси не проси, это тебе не водочный концентрат, это дело серьезное. С другой стороны, на расстройство зрительного восприятия тоже не слишком похоже по выше перечисленным причинам и по кое-каким иным.

Но не врачебными проблемами и загадками сейчас забивал себе голову доктор Мадянов. Задачка перед ним стояла куда как сложная. Только теперь, отдохнувший после короткого сна, прояснившийся разумом, согласно истине «утро вечера мудренее», Арсений смог оглянуться назад, на события прошедшей ночи, и осознать, что именно легло на его плечи, а ведь доктор подобной ноши никак для себя не желал. И не в Монтане Закериди заключалось настоящее беспокойство. Одно то, что фон Герке-Цугундер догадался о сущности второго пилота Антония, уже было худо. Слишком много сведущих: Командор Хансен, собственно доктор, теперь еще комиссар Совета, хоть и номинальный представитель, пустышка, попка, да кто его знает, как и чем все обернуться может. Беда лишь, что старый Юл не в курсе, ладно Антоний, существо безалаберное, но Командору экспедиции доложить необходимо.