Что делать? Никто из постоянных посетителей Коровкина не мог привлечь внимание спецслужб. Скорее всего, интерес вызывает он сам...

Доктор в ужасе представил, как неизвестные ему люди врываются в дом княгини Татищевой или в дом генеральши Зонберг – так, пожалуй, и всю практику можно потерять. Практику, которая досталась ему по «наследству» от его наставника и старшего друга, умершего два года назад. Если б не он, благодетель, когда б еще молодой доктор заслужил репутацию хорошего специалиста в знатных петербургских домах! А тут – такая напасть, неожиданная угроза благополучию.

Больше всего беспокоила доктора Коровкина ситуация вокруг дома Муромцевых. Слава Богу, теперь он не чувствует себя виноватым в том, что ценимая им достойная семья оказалась вовлечена в непонятные опасности. Не расскажи он профессорским домочадцам о происшествии в ширхановской булочной, все равно они прочитали бы о нем в газетах. Да и в особняке князя Ордынского Мура оказалась без его участия.

Похоже, Мура права, таинственное дело помимо их воли само ходит вокруг да около, не отставая от них. Мистика?

А дальше? Допустим, наблюдение филеров будет продолжаться. Мура может не выходить из дома, сказавшись больной. Не выходить из дома могу и я, подумал доктор, хотя бы несколько дней. По той же причине. И что? Решится ли все само собой? Найдут ли секретные агенты за это время то, что ищут? А если не найдут? Сколько придется сидеть и ждать у моря погоды?

Доктор досадливо поморщился, вздохнул и перевернулся на бок. Андрей Григорьевич – какова его роль в этой истории? Потерянную перчатку Муры вернул он – жаль, если такой симпатичный человек окажется секретным агентом. А если монахом? Клим Кириллович коротко и нервно хохотнул. Даже фамилию не спросили. Архитектор... Как ни нелепы предположения Муры, но кое-что можно выяснить, и довольно быстро. Княгиня Татищева наверняка знает, кто строил особняк Ордынского. Затворничество придется отложить. А пока, спать...

Но тут доктор вспомнил последнюю просьбу Муры – подумать о том, был ли мертвый младенец – мертвым.

В который раз доктор перебирал в памяти все, что произошло в рождественскую ночь в ширхановской булочной. Вспомнил маленькое бледное тельце в развернутой на прилавке пеленке, вспомнил ощущение в пальцах, державших легкий сверток, – даже сквозь ткань чувствовался мертвенный холод неподвижного тела. Дыхания не было, пульс не прощупывался. Неужели он отдал для погребения живого младенца? Доктор содрогнулся и вскочил с постели, вновь подошел к окну, тихо отодвинул штору. Надо же, и ночью не спят, стоят под фонарем, переговариваются, курят. Неужели думают, что он отправится куда-то среди полной тьмы?

Смерть – глубокий обморок, вспомнил Клим Кириллович сообщения об откровениях доктора Дантека. Чушь! При обмороке дыхание не прекращается, и сердце прослушивается.

Нет, нет, он не мог совершить такой чудовищной ошибки – объявить живого наследника князя Ордынского мертвым! Кстати, а что думает следователь Вирхов, по-прежнему считает, что подкидыш – безродный? Доктор неожиданно для себя понял, что именно к Карлу Иванычу он может наведаться безо всяких опасений – пусть филеры плетутся за ним по пятам. С мыслью о следователе Клим Кириллович наконец забылся беспокойным сном, уже после того как часы в гостиной пробили три раза.

Проснулся он вовремя, позавтракал в хорошем расположении духа, просмотрел газеты, обсудил с Полиной Тихоновной главные новости. Среди них, к. его удовольствию, не было ни одной, связанной с князем Ордынским и его наследником...

Карл Иваныч Вирхов в это утро находился в своем кабинете не один. На диване, предназначенном для неофициальных бесед, рядом с ним сидел худощавый мускулистый господин со слегка усталым энергичным лицом. Борода и усы его были тщательно выбриты, волосы на голове расчесаны посередине на пробор, который по-английски спускался на затылок. С появлением в кабинете доктора Коровкина беседа прервалась.

– А вот и наш доктор Коровкин, – радостно приветствовал Клима Кирилловича следователь, вставая с дивана. – Вы как нельзя кстати заглянули. Во-первых, я должен принести вам извинения за то, что стал невольным участником вашего ареста и обыска в вашей квартире. Увы, ничего не мог поделать, хотя мне и не нравятся эти тайные темные делишки.

– Я не сержусь на вас, – сказал примирительно доктор, – положение у вас незавидное, я понял, поговорив с этим Пановским. Я нисколько не сомневаюсь в том, что вы уверены в моей полной невиновности.

– Уверен, был и остаюсь уверенным, – не отпускал руку Клима Кирилловича Вирхов, – вот и мой коллега, заинтересовавшийся этим странным делом, тоже так думает. Позвольте представить, Карл Фрейберг.

– Доктор Коровкин, Клим Кириллович, – поклонился доктор. – Я вам не помешал?

– Никак нет, друг мой, присаживайтесь, мы как раз и обсуждаем небезызвестное вам дело.

– Карл Фрейберг – тот самый? – спросил с интересом доктор.

– Да, тот самый, – слегка резким, металлическим голосом гордо ответил вместо следователя изящно одетый шатен, – я тот, кого газетчики называют королем петербургских сыщиков.

– Польщен знакомством с вами, господин Фрейберг, сегодня же расскажу тетушке, что вас видел. Она – поклонница вашего таланта. А где ваш доктор Ватсон – господин Пиляев? Он тоже появится здесь?

– Нет, господин Пиляев выполняет мое поручение. А мы с Карлом Иванычем еще раз обсуждаем детали происшествия в ширхановской булочной – многие из них открываются в неожиданном освещении. В деле много пропущенных звеньев – я хочу их восстановить с помощью анализа.

– Неужели вы, господин Фрейберг, раскрыли тайну этого происшествия?

– Пока нет. Но, кажется, близок к этому. Вести дело мне никто не поручал. Так, из профессиональной гордости заинтересовался – Карл Иваныч по дружбе кое-что рассказал и соблазнил.

– Меня не оставляет беспокойство, – признался доктор, – история не выходит у меня из головы.

– Самое главное, считает наш король сыщиков, установлено, – Вирхов, вскинул тяжелый подбородок, светлые глаза засветились торжеством, – происхождение ребенка, подброшенного в витрину ширхановской булочной. Я был не прав, дорогой доктор. Не было никакой трущобной парочки, избавившейся от нежеланного плода любви.

– А что же было? – спросил, похолодев от нехорошего предчувствия, Клим Кириллович.

– Подброшенный в витрину ребенок – новорожденный сын князя Ордынского, – разъяснил Фрейберг. – Установлено по множеству разных деталей, собранных с помощью моих фирменных методов.

– И кто его украл? – Клим Кириллович с замиранием сердца ждал ответа.

– Ну, это не так сложно установить, – отрезал Фрейберг, – украл его камердинер Григорий. Следы его сапог остались не только у витрины...

– Вы думаете, что камердинер украл наследника с какой-то целью? – задал нелепый вопрос совсем растерявшийся доктор.