– Жаль. – Астролог отвел взгляд от ладони Муры и устремил его в глаза девушки. – Лучше б было, чтобы на вашей ладони была начертана линия спокойной счастливой жизни и знак близкой свадьбы.

– Не все в нашей воле, – сказала Мура, – это говорит судьба, а не я. Дайте вашу руку.

Астролог протянул Муре широкую ладонь, но она, мельком взглянув на нее, прошептала:

– Здесь написано, что вы хранитель огромной страшной тайны. Вы в опасности. Тайна должна быть надежно сокрыта. Пока не настанет час ее открыть. Такой же знак есть и на моей ладони.

– Тогда мы с вами непременно еще увидимся на дороге времен, милая Кармен. – Астролог поднялся с колен. – Если вы, конечно, знаете, куда ведет эта дорога.

– Гадание на кофейной гуще мне подсказало, что ведет она к огромной горе, увенчанной короной. – Теперь Мура глядела на астролога снизу вверх.

– Пожалуй, – ответил астролог, – сегодня мне надо более внимательно изучить ваш звездный дом. А вы обещайте мне два дня не выходить из дома.

– Только потайным ходом, – сказала Мура, – вместе с вами.

Астролог улыбнулся, молча поклонился и медленным шагом устремился в танцевальную залу

Мура откинулась, бессильно опустила плечи и нервно вздохнула. Только сейчас она почувствовала, как она устала, – у нее больше не было сил на танцы, ее мучила жажда, она хотела немедленно отправиться домой.

Доктор Коровкин, задержавшийся с напитками по той простой причине, что тайком наблюдал за розовой Сильфидой, порхающей с Нельсоном-Холомковым, наконец появился в белой гостиной – за несколько секунд до того, как туда пришла закончившая танец пара.

– Мура, Мурочка, сестричка, – Брунгильда закружилась около младшей сестры, изящным движением руки пытаясь приподнять ее и вовлечь в свой танец, – что ты сидишь? Чудесный вечер! Пойдем танцевать! Клим Кириллович, – после очередного пируэта она оказалась лицом к лицу с испанским грандом, – как кстати лимонад – мой любимый, апельсиновый' Мурочка, сделай глоток – сразу сил прибавится! Вредно редко ездить на балы!

Мура, поднявшаяся последним усилием, автоматически взяла в руку фужер, поднесла его к губам – и тут же почувствовала, что в глазах у нее темнеет, фужер выскальзывает, и она перестает ощущать пол под ногами...

Доктор успел подхватить падающую Муру, бережно опустил ее на кушетку, подложив ей под голову свою испанскую шляпу. Он похлопал девушку по щеке, спрыснул лимонадом, еще раз похлопал и позвал по имени.

Мура открыла глаза и, еле двигая пересохшими губами, прошептала наклонившемуся к ней доктору.

– Где? Где он?..

Доктор растерянно оглянулся на бессмысленно улыбающегося Холомкова и снова обратил взор к Муре. Она схватила его за руку и прошептала:

– Я же говорила, что Менделеев был прав!

Шеф сверхсекретного бюро Департамента полиции нервничал. Время шло, а его миссия еще очень далека от завершения. Серьезную тревогу вызывали и газетные сообщения – находясь на благословенном юге, Государь простужен, никуда не выезжает. Пановский догадывался, что за болезнью Император скрывает свое смятение. Наверняка императорская яхта находится в полной готовности. Если события примут нежелательный оборот, Государь всегда сможет покинуть страну и избежать гибели. Главное, чтобы сейчас в Ливадийском дворце его охраняли преданные люди, чтобы пути бегства были хорошо подготовлены.

Полностью отдавая себе отчет в сложности сложившегося положения, Пановский не мог ясно представить, что должно произойти в государстве, чтобы нависшая над царской семьей угроза обрела реальность. Ему, шефу сверхсекретного бюро, человеку хорошо информированному о настроениях в обществе, казалось невероятным, что вдруг в одночасье возникнет ситуация, при которой нельзя уже ничего будет предпринять. Конечно, нежелательными обстоятельствами могут воспользоваться какие-нибудь силы, но для чего же полиция, для чего же армия, для чего же столько преданных людей, которые совсем не заинтересованы в том, чтобы Россия была вновь поднята на дыбы?

Революционеры? Вряд ли они могут толкнуть народ на бунт. Подпольщики больше ориентируются на индивидуальный террор, влияние их на заводах и фабриках – минимальное. Опаснее студенческая и журналистская среда, но ее влияние может привести к беспорядкам только в двух-трех городах. Подавить такие стихийные беспорядки у правительства вполне хватит сил. Да и можно ли эти – пусть в какой-то мере организованные группки – воодушевить неожиданной экзотической идеей?

Шеф сверхсекретного бюро нервничал, развитие событий шло по наихудшему из всех возможных сценариев. Правильно ли он истолковал информацию, полученную на тайном свидании у Государя? Теперь Пановский не испытывал такой уверенности, как тогда, в первые месяцы работы, когда он нащупал истоки угрозы Государю. Возможно, страхи Николая преувеличены, и он, Пановский, попал под влияние нервозности Императора. Жаль, что Государь не обладает жесткой волей. Жаль, что он, боясь прослыть жестоким и негуманным, запретил прибегать при расследовании к мерам решительным. Что за самодержец, если он безволен и мягкотел? Эх, вырождается династия, вырождается. На наших диких просторах время от времени должен являться Иван Грозный – да так, чтобы лет на сто-двести он запоминался. Так, чтобы головы летели направо и налево... Один Петр Первый еще чем-то напоминал грозного Рюриковича, да и тот, правду сказать, жидок был, не вырвал с корнем заразу.

Для пользы государства, размышлял Пановский, конечно, лучше бы сместить дряхлую династию, а для пользы его, Пановского, она должна остаться. Ибо пошатнись под нею трон – и качаться ему, Пановскому, на виселице среди первых жертв бунта.

Но все в воле Божьей. Чему быть – того не миновать. Это, конечно, не значит, что надо сидеть, сложа руки. Он, Пановский, и не сидит. Наблюдение за княгиней Ордынской продолжается – без малейшего успеха. Подозрительный доктор Коровкин и подозрительная барышня Муромцева – под недреманным оком агентов, все время на виду, посещают публичные места, с неустановленными личностями не встречаются. Если, конечно, они вообще имеют к делу отношение. Особняк князя Ордынского под наблюдением. Никаких событий там не происходит, ничего не исчезает.

Не удается пока найти глумливого монаха, организовавшего фальшивое захоронение на Волковом кладбище. А отыскать его надо. На всех заставах выставлены посты, задержанных к вечеру свозят в специально нанятую квартиру и смотритель производит опознание.

Днем агенты вместе с болваном-свидетелем – другого-то нет – объезжают монастыри и подворья с той же целью. Одновременно полиция проверяет по своим участкам новых жильцов, соответствующих по внешности описанию того, кто изображал из себя монаха. Как бы монах ни затаился, его найдут. Пановский в этом не сомневался. Значит, по крайней мере, выяснится, где младенец – живой или мертвый. Если повезет, то и похищенный документ окажется с ним. Если нет, неважно. Важно, если они, ребенок и документ, окажутся вместе, – уничтожить их. Можно уничтожить и по отдельности.