– Ну… – задумался Дьявол. – Жители не могли потереть лампу, и я сказал им, что придет в город человек, и, если загадает, чтобы лампа исполнила их желание – они вернутся в свое время на день вперед и будут помнить.

– И-и? Почему люди остались в городе в неприглядном виде, если исполнили предначертанное?

– Ну, – опять задумался Дьявол, – всего не упомнишь… Но, сдается мне, что было там еще какое-то условие, которое осталось незамеченным.

– Филькина грамота оказалась твоя лампа? – догадалась Манька, возмутившись до глубины. – Умеешь ты поставить человека в неподходящие для него условия! Ведь пожалели! Целый город пожалели и о себе не подумали! Вот окажись человеком – и просидишь в таком саркофаге миллион лет!

– Ну так, он же не свои желания загадывал, – равнодушно пожал плечом Дьявол. – Когда берешься выполнить чужие, надо быть очень осторожным!

– Но ты же лампу не для человека положил – для жителей города! Что же с таким человеком стало? – хитро прищурилась Манька, понимая, что Дьявол никогда никому ничего просто так не дает, если человек не вампир и не оборотень.

Дьявол вздохнул, слегка усмехнувшись:

– Если бы человек взял лампу и загадал свои желания, он бы получил их, но потом лампа досталась бы его врагам. А потом исполнитель желаний убирает лампу обратно в город, где она ждет своего часа.

– Вот! – назидательно с осуждением воскликнула она, поучительно подняв кверху палец. – Что и требовалось доказать! Слышала я про эту лампу, и про юношу – достался ему прошлогодний снег. Подарил он принцессе дворец и украшения, и перенес ее во дворец, а она забрала лампу и передала другому, который снова сделал его нищим. Там к истории всякий конец насочиняли, но дворец принцессы стоит еще, а юношу никто больше не видел… Не такая уж она безопасная эта лампа!

Дьявол, хитро прищурившись, усмехнулся снова:

– Вот видишь, как иногда полезно историю изучать. А не напомни тебе Борзеевич, вспомнила бы сказку-то? А ведь ты ее и читала, и смотрела…

И второй город превратился в ничто. И еще один человек присоединился к ним и пошел следом. И разговаривали уже трое: два человека и Дьявол, будто старые знакомые.

Был тот человек не стар, но в годах, выглядел он старше Дьявола. Седые виски серебрили его голову. Одет был скромно, но богато, как в старину, но по-походному, как раз для гор, и при оружии. Лук, колчан со стрелами, меч. Поздоровавшись с человеком из первого города, он сразу же отдал ему свой плащ, украшенный дорогим шитьем и меховой подкладкой. И знал Дьявола не так, как первый человек – на каждое его слово загадочно улыбался, будто понимал вредность Дьявола, тогда как первый был юношей и слушал Дьявола, совсем как она, которая чтила, но знала: всяким местом он может размазать ее, как соплю по стенке, будучи Богом Нечисти больше, чем другом.

Следом за вторым их призрачным спутником пристал к ним такой же призрачный оборотень, будто лежал в той же статуе, что и человек. Откуда он только взялся, но мелькнула тень, и Манька заметила, что человек как будто ожидал его увидеть – сразу же развернулся, встречая оборотня лицом к лицу. Манька и Борзеевич застыли на месте, они стояли ближе к оборотню всех. Манька мгновенно стянула с плеча лук и вытащила из колчана стрелу. Но оборотень словно не видел их, подпрыгнул и проскочил мимо – он смотрел только на человека, которого преследовал, видел только его.

Манька выстрелила.

Стрела пролетела сквозь оборотня, будто оборотня не существовало, ударилась о скалу и отлетела со звоном. Манька выхватила вторую стрелу, нацеливаясь на зверя. Но призрачный седовласый мужчина улыбнулся ей, останавливая жестом, выхватил странный меч из-за спины, размахнулся и одним взмахом снес оборотню голову. Голова откатилась, приобретая человеческие черты – и тут же обернулась прахом.

Безмолвная битва заняла не больше пятнадцати секунд.

Манька бросилась искать стрелу, но та исчезла. Она расстроилась. Дьявольских стрел, которые взяли с собой в дорогу, оставалось не больше десятка – и неизвестно, что ждало их впереди. Даже те стрелы, которые нарастили для своих нужд, подходили к концу, а Дьявол продолжал тратить их на ступени, к ее и Борзеевича неудовольствию. Благо, что дорога, по которой от пятой вершины их вел опытный горец, по большей части проходила по таким местам, где у каждой пропасти или ущелья уже были готовые переходы. Манька сразу догадывалась, доказывая Борзеевичу, что именно Дьявол водил сюда всех людей до них. И каждый следующий рубил проходы и ступени, поправляя те, которые разрушились. Даже переходы через пропасти всегда имелись, или в виде обвала, или соединенные обвалившейся скалой или каменным затором, по которым при некоторой сноровке можно было перебраться, как по мосту.

Борзеевич не спорил, он пытался обмозговать Дьявольские способности и дать им хоть какое-то разумное объяснение. Получалось, он знал не только прошлое, но и будущее, или надеялся, как обычный человек, на благоприятный исход.

В эту ночь они остановились в пещере чуть ниже вершины, куда привел их человек с мечом. К пещере вела пологая ложбина, а перед нее имелась ровная площадка, с которой можно было любоваться седьмой горной грядой и закатами, пока не надоест. За площадкой начинался относительно пологий спуск к подножию седьмой горы, которая была еще выше и круче шестой, хотя вроде дальше уже некуда. Наверное, спуститься и подняться можно было только здесь, слева и справа от межгорной седловины, соединившей два горных хребта, открывались глубокие пропасти. Внизу по обе стороны от перехода открывался вид на межгорные долины, покрытые лесами, еще покрытые снегом, но уже с широкими оттаявшими прогалинами, с лентами рек, блюдцами озер и множеством горячих источников, которые с периодичностью били горячими фонтанами на высоту нескольких сот метров, казавшиеся отсюда не более чем игрушечными дымящимися струйками пара. Глядя вниз, от такой высоты сразу начинала кружится голова.

Вход в пещеру был широким, метров десять в ширину и четыре в высоту, так что через него мог проехать большой железный конь, которым землю пашут. Сразу за входом, в виде ответвления, располагался еще один широкий и высокий грот и длинный сужающийся и ставший ниже проход – метров семьдесят в длину и три в высоту. Грот с боку представлял собой вместительный зал, метров тридцать в длину и в ширину, с высоким, семь – десять метров потолком. В центре потолочной его части зияла дыра, которая вела неизвестно куда: света в ней не было, а под дырой расположилось некое рукотворное сооружение, больше напоминающее очаг, но только большой очаг. А дальше, по основному проходу, была огромная, просто необъятная, метров на четыреста в длину, и примерно на двести в ширину зала, с высоким сводом, который поднимался в высоту метров на пятнадцать – двадцать. Если мерить огородами, которыми Манька привыкла мерить землю, то тут легко вместилось бы больше тридцати – сорока ее огородов.

Посередине залы разливалось вытянутое на всю длину залы глубокое и широкое озеро с каменной плитой посередине, как будто ее специально кто-то туда положил. Прямо над плитой нависла огромная гранитная сосулька, не доставая до плиты метра полтора. Кому и зачем он понадобился, для Маньки и Борзеевича осталось загадкой, все равно топить его было нечем. Но не так думал человек с мечом. Он чувствовал себя здесь, как дома, водил другого человека за собой и что-то показывал и рассказывал, постукивая по стенам пещеры, указывая на плиту посередине озера, а второй ему отвечал, проявляя живой интерес. По ширине озеро было почти от стены до стены, но позади него и впереди расположились большие ровные площадки с валунами в рост человека. Стены у пещеры были тоже не то гранитные, не то состояли из какого-то другого материала с включением металлических гранул, которые привели Борзеевича в некоторое замешательство.