щеки. Приподнял мою голову за подбородок и мягко дотронулся губами до губ. Сбивчиво выдохнув, я прикрыла глаза, наслаждаясь неспешным поцелуем. Не проникая в мой рот, он ласкал губы, а персиковое солнце поднималось выше и выше.

— Смотри, Марин, — отпустил и кивком указал на небо. — Запоминай.

Сглотнув вставший в горле ком, я встала лицом к рассвету. Перья лёгких облаков были почти прозрачными, а поля золотистыми, зелёными. Италия была для меня чем угодно: страной, неизменно ассоциирующейся с модой, родиной восхитительных сыров и благородных вин, хранительницей векового культурного наследия. Я могла представить её какой угодно, но только не такой, какой показал мне её Виктор Марчелло. Мужчина, рушащий границы реального, мужчина, давший мне понять — реальность в действительности — это и есть всего лишь установленные каждым для самого себя границы.

Я услышала тихий хлопок и, посмотрев на Виктора, увидела в его руках бутылку вина. Хотела спросить, не слишком ли рано. Куда уместнее сейчас был бы термос с кофе, чаем или, на худой конец, какао. Хотела. Но так и не спросила, потому что сама поняла — не слишком.

— За Италию, — взяв у него бокал, сказала тихо и сделала глоток. Белое, прохладное, оно раскрылось на языке подобно восходящему солнцу. Виктор приобнял меня и прижал к себе, я откинула голову на его плечо. Поднесла бокал к губам, отпила вино и сделала вдох, из-под опущенных ресниц наблюдая за началом нового дня.

— Что было бы, если бы я не надела на банкет твоё платье? — вопрос этот прозвучал сам собой. Всё это время я ни разу не задавала его даже себе. Но сейчас чувствовала лёгкий запах дыма, исходящий от пиджака Виктора, запах его туалетной воды и понимала, что хочу знать ответ.

— Дело не в том, что это платье моё.

— А в чём? — крутанулась в его руках. Ладонь моя опустилась на его грудь, его лежали на моей талии. — Почему оно не участвовало в показе коллекции? Несколько моделей ведь заменили в последний момент, верно?

— Верно, — глядя сверху вниз прямо в глаза. — Оно для меня значит больше, чем другие. Так что, — он усмехнулся уголком губ. Усмешка показалась мне странной — какой-то… мрачной, наполненной горечью.

Вик забрал у меня пустой бокал.

— Для того, чтобы обратить на себя моё внимание, ты сделала правильный выбор. Попадание точно в цель.

Промолчав, что выбор этот сделала в большей части Кристина, я с непониманием качнула головой.

— Но почему оно значит для тебя больше других?

— Так вышло. Для меня оно что-то вроде… символа.

Выпустив меня, Виктор поставил бокал в корзинку рядом со своим. Как я ни пыталась понять его, сделать это у меня не получалось. Я чувствовала себя так, будто ответ лежит на поверхности, а я не вижу его. Пытаюсь увидеть и не вижу.

— Символа чего?

— Эпохи, — он взял меня за руку. Опять посмотрел в глаза и улыбнулся — уже не мрачно, но всё так же с оттенком грусти: — Эпохи, Марин.

Прежде, чем я успела спросить что-то еще, он обхватил мой затылок и накрыл рот. По тому, каким на этот раз был его поцелуй: настырным, откровенным, мне стало ясно — тема закрыта.

Проведя ладонью по его груди, по плечу, обхватила за шею. Если другого он мне всё равно не оставил, что же… Смяв ягодицу, Виктор прижался ко мне бёдрами, и я ощутила выпирающий бугор. Тихонько застонала ему в губы и оттолкнула, вовремя вспомнив про поднявшую нас на эту высоту тень.

Он отступил на шаг. Напоследок намотал на палец локон волос и, потихоньку дёрнув, отпустил. Посмотрел на «капитана» нашего своеобразного воздушного крейсера и, достав мобильный, подал ему.

— Утро с этой женщиной не должно пройти бесследно, — проговорил он.

Вернулся и, обняв, прижал к себе. Я прильнула к его боку, посмотрела в камеру. Хотелось закрыть глаза. Просто закрыть глаза и отпечатать этот же кадр в своём сознании.

— Красивая фотография, — мужчина вернул телефон Виктору. — Пожалуй, лучшая из всех, что мне доводилось видеть.

— Уверен, что лучшая, — Марчелло мельком глянул на дисплей. Убрал телефон обратно в карман. Молча присел у корзинки.

— В Италии много красивых женщин, — теперь он протянул мне оба бокала и, разлив вино, забрал один себе, — но в тебе есть что-то такое… — качнул головой. — Россия удивительная страна.

— Почему ты так любишь Россию?

— В детстве мы с братом часто там бывали. Ездили вместе с мамой к бабушке.

— Твоя мама русская? — моё удивление вызывало у него улыбку. Я наконец сложила очевидное: его почти идеальный русский, обороты речи, разобраться в которых было довольно сложно, даже русское имя. — Виктор… — я тоже улыбнулась. — Это мама назвала тебя Виктором.

— Да. Они с отцом сошлись на том, что раз уж фамилия у нас итальянская, имена детям даёт она.

— А брат? У тебя есть брат?

— Есть, — он задумчиво посмотрел на линию горизонта. Расставив ноги на ширину плеч, сделал глоток вина.

Ветер подул сильнее, заиграл с волосами, прошёлся по голым ногам, и я опять поёжилась. Виктор же, казалось, ничего не заметил. Так и смотрел как будто бы в никуда, цедя вино.

— Виктор, — негромко позвала я, так и не дождавшись продолжения.

Он перевёл взгляд на меня. Ухватил за пуговицу джинсовки и подтянул ближе, скрывая от ветерка.

— Моя семья живёт в пригороде Милана. Не так далеко от меня.

Я тихонько засмеялась, уже даже не удивляясь, что ответ его прозвучал раньше, чем я успела задать вопрос.

— Это было логично, — погладив возле бедерной косточки, он кончиками пальцев забрался под джинсовку, а потом и под майку.

— Что? — накрыла его руку своей.

— Спросить об этом, — расстегнул нижнюю пуговичку джинсовки, потом