Ночь закружилась над головой, неожиданно напомнив росчерками шпилей старую пластинку с неровными краями. Снова шумел привычный дождь, отпрыгивая от шелестящих дворников, пытаясь украсть кусочек факела с Ростральной колонны, прохладными пальцами нежно оглаживая коленчатые ноги парящих в мороси фонарей. Город представился огромным бокалом, куда плеснули игристой пьянящей тьмы, и от глотков этой тьмы слегка кружилась голова.

Вышла из машины, сохраняя внешнее спокойствие и безмятежность, положила узкую ладонь на витую медную ручку, прикусила губу, тщетно пытаясь справиться со сбившим дыхание приступом яростной нежности к той, которая внутри, и открыла дверь. По глазам ударил сноп лучей от прожекторов, направленных на паркет. Сквозь лёгкое шуршанье цветастых юбок и широких брюк, под тягучую и тревожную мелодию подошла к небольшому бару, прислонилась спиной к прохладной стене, вжимая в неё выпрыгивающее сердце, и устремила взгляд на паркет.

На часах – 22:30, и ничего удивительного, что Диана самозабвенно ведёт по танцполу невысокую светловолосую девушку, бережно и упруго сжимая её в объятиях.

Верлен старалась дышать ровно и пыталась вернуться к своей обычной бесстрастности. Не получалось, потому что жгучее дыхание и внезапно подступившие слёзы были очень похожи на первобытную ревность. Майя отчаянно цеплялась за доводы рассудка, истошно вопившего что-то о правах – или их отсутствии, о морали, работе и неминуемом конце этих встреч. Не зацепилась, сорвалась: музыка закончилась, и взгляд утонул в обжигающей жажде обрушившейся кобальтовой вьюги глаз Дианы, горящих, ненасытных, беспокойных в завесе чёрных дышащих ресниц.

Орлова из-за высоких каблуков золотистых босоножек практически сравнялась с Верлен по росту. Ослепительно красивая, в облегающем бирюзовом платье, тангера неслышно двигалась прямо к ней, только к ней, не отводя взгляда, будто по туго натянутой струне. Подошла, чуть наклонила голову, вопросительно подняла бровь. Майя плавно вложила руку в ладонь Дианы и вздрогнула: она оказалась совсем не готова к тому, что от такого простого прикосновения станет знобко-знойно, что кожа окутается горячим воском. Диана шепнула:

– Готова?

Верлен, не отрывая взгляда, чуть не отшатнулась, но поняла, что, выпустив руку, просто упадёт. Слегка кивнула и сделала шаг в сторону паркета. Диана вскинула ресницы, и Майя ещё успела испугаться громадным зрачкам, поглотившим жаркую синь, когда танцовщица чуть повернулась, и легонько дотронулась тыльной стороной руки кромки кудрей у затылка. Сквозь гулкий шум в голове и внезапно закружившийся яркий свет девушка едва расслышала:

– Обними меня и живи музыку.

Верлен словно со стороны увидела, как поднимается её рука, как ложится на узкую талию тангеры, ощутила жар прижатой груди и мягко двинула бедром вперёд, в немом и жгучем ужасе сознавая, что это единственно нужное и правильное положение тел, от которого просто невыносимо отказаться. Чуть двинулась корпусом, и ощущение – подул ветер, платье партнёрши внезапно превратилось в шёлковые, свободно живущие ленты, и будто бы видны в ставшем прозрачным подоле стройные сильные ноги, осторожно ступающие в горящем пламени ткани.

От трогающих кудри пальцев Орловой кожа на шее, лопатках, груди болезненно натянулась, сердце ухало кузнечным молотом, волны тягучей музыки пронизывали от макушки до ступней, но Майя, двигаясь плавно и уверенно, будто впервые увидев, рассматривала бархатистую щёку тангеры, тёмные тени от опущенных длинных ресниц, красиво очерченные губы, маленькое розовое ухо с бриллиантовой капелькой, ровную линию подбородка, скульптурные прямые ключицы, смиряя пугающее и дикое желание пройтись по этим сокровищам пересохшими губами.

Майя очнулась, как от удара, только тогда, когда в ухо ударил раскалённый, задыхающийся, будто после быстрого бега, шёпот Дианы:

– Май, всё, отпускай!

Осознав, что музыка закончилась, и пары покидают танцпол, резко опустила руки, разрывая объятия, и попыталась отступить, но тангера не отпустила её, мягко потянув за руку в сторону:

– Ни шагу назад!

Верлен аккуратно высвободила пальцы из углей ладони танцовщицы, стиснула локти, защищая обожжённое танцем сердце, матерясь на себя за вспышку страсти, лихорадочно вычисляя, поняла ли Диана, что с ней случилось. Постояла, маятно озираясь, потом негромко спросила:

– Думаешь, я справилась?

Диана торжествующе подмигнула:

– Даже не сомневайся!

Было так непривычно ощущать рядом пылкое, сильное, уверенное тело Майи, видеть жгучий золотистый взгляд, оглаживающий лицо, что Орлова, почти теряя над собой контроль, пытаясь отвязаться от настойчивого желания безоглядно, посреди толпы, впиться губами в твёрдо-огненный гордый рот, стараясь быть насмешливой, предложила:

– Теперь ты можешь выбирать любую! Смотри, сколько голодных кошечек на тебя заглядывается!

Предложила и ужаснулась: а что, если она и в самом деле пойдёт и выберет себе какую-нибудь девицу, но – не её? Между тем, шальное безрассудство, прозвеневшее в голосе Дианы, отрезвило Верлен:

– Я, пожалуй, отойду. Ты, если хочешь, иди, а мне нужно передохнуть.

Вышибленный из колеи рассудок уже просто визжал, как аварийная сирена: «Беги, беги отсюда, пока можешь, ты ведь сгоришь рядом с ней! Какие кошечки, Господи?»

* * *

Уже зазвучали первые такты новой танды, но Диана всё стояла рядом, и Верлен чувствовала прикосновение её взгляда к правому виску, тому, где белел многолетний шрам.

Внезапное осознание смысла предложения Дианы вспенилось перекисью вокруг свежей раны. Эта необъяснимая лёгкость, странная свобода тангеры – не принадлежать никому – оказалась болезненной трещинкой на губе: вроде и понятно, и вовсе не смертельно, а мешает. Вздрогнула от невольной догадки: что верность, что ревность – из одних букв состоит, складывай, как хочется, а то, что для неё искры, для танцовщицы равно штриху на бумаге, мигу, навечно врисованному в отставленное полотно.

Верлен едва заметно отступила, чтобы выйти из пеленающего кокона муската и жасмина, от лёгких, но повелевающих подчиняться касаний запястий. Уже поворачиваясь корпусом, уловила движение за плечом и поймала чуть разочарованный взгляд Дианы, брошенный наискось, когда из-за спины послышалось сдержанное басистое приветствие и протянулись руки, облапили Орлову. Та придушенно пискнула, улыбнулась и, повернув парня лицом к Верлен, представила:

– Май, знакомься: Павел Солодов. Майя Верлен.

Доля секунды – и директор службы безопасности немедленно подчинил себе разгорячённую и готовую на сумасбродство девушку. На лицо упала маска вежливой бесстрастности:

– Добрый вечер, Павел.

Солодов опешил, но быстро взял себя в руки:

– Добрый вечер, госпожа Верлен. Какая приятная неожиданность! Не знал, не знал, что Ваше семейство посещает подобные мероприятия. Я думал, Вы всё больше по званым балам да приёмам… А Вы одна или с эскортом? Август не упоминал таких пикантных подробностей…