Чёрная лента асфальта, пучеглазые встречные автомобили, рассыпанная мозаика фонарей, повороты, чуть больше скорости, притормозить, сощуриться от выплеснувшегося на полнеба половодья луны, заметить в полыхнувшем бледном свете распавшуюся на капли золотого и алого воска цветную кисею Спаса-на-крови, остановиться, приопустить окно, вдохнуть острой свежести, заметить стёртые сумраком лица случайных прохожих, выйти за теряющейся в нескольких шагах танцовщицей…

Майя совсем не ожидала, что Орлова не поедет домой, а рванёт на Английскую набережную, приткнёт машину и беспечно, не оглядываясь, прохладная и ускользающая, медленно пойдёт вдоль парапета. Беспокойство, охватившее Верлен, занялось, как высохшая степь от случайного костра, загудело в затылке, вытолкнуло вслед, и приходится делать вид, что ничего особенного не происходит, и сливаться с фасадами домов и группками гуляющих туристов, не привлекая внимания, но и не выпуская из виду Диану, и мысленно ругаться на неосторожность, и держать в напряжённых ладонях рвущиеся вожжи страха, что кто-то может подойти к девушке и навредить ей…

Тангера, засунув руки в карманы, сделала круг до Благовещенского моста, сейчас вздыбленного в небо, как остановленный на скаку жеребец, и обратно к машине, бездумно рассматривая проплывающие корабли и баржи, переменчивую тяжёлую воду Невы, и пыталась отделаться от сожаления о собственной нерешительности, и строила планы на завтрашний обед, и искала повод вытащить Майю на любимую крышу, чтобы можно было, ничего не объясняя, взять её за руку, и может быть, тогда станет понятно, стоит ли вообще о чём-то говорить и признаваться в…

Вздрагивала зябко, отбрасывала за спину с плеч вьющийся тяжёлый водопад, придумывала себе упоительное счастье, когда ты тонешь в музыке, и рядом есть та, которая тебя слышит, и ведёт, и держит, и принимает… И не нужно захлёбываться в молчаливом отчаянии…

* * *

Проспав всего три часа и поднявшись, как обычно, в шесть, Майя всё делала замедленно: долго стояла под горячей водой в душевой кабине, долго вытиралась, то тут, то там обнаруживая островки брызг, долго смотрела в зеркало, не узнавая своё лицо и неразборчиво, шёпотом ругала себя за непривычную утомлённость.

Долгими глотками отпивала сок, опираясь обнажённым плечом на кирпичную кладку косяка, дышала ароматом кофе, сжав узкую тонкую кружку обеими руками. И всё думала: куда же повести обедать Орлову? Нужно что-то камерное, уютное, где можно не спешить и где никто не помешает. Ничего лучше ресторанчика «Le Boat» на Синопской набережной в голову не приходило: строг, сдержан, отличная кухня. Созвучен погоде. Можно сесть с видом на набережную, если, конечно, Диана захочет. Судя по всему, ей нравится бывать у воды… Да, нужно заказать.

Майя через сайт зарезервировала столик. Тоскливо взглянула на полыхающее рассветное небо, вцепилась руками в кудри и, застонав, опустила локти на стол. Посидела так несколько минут, уговаривая себя на новый рабочий день: никто не должен знать, что бушует внутри. Встряхнулась, поднялась и снова замерла перед открытой дверью гардеробной.

Мысленно пнула себя: «У тебя не свидание! Это просто переговоры». Выбрала очередную жемчужно-серую узкую рубашку, чёрные брюки с широким поясом, удлинённый приталенный чёрный пиджак, классические штиблеты. Осмотрела себя в зеркале, недовольно дёрнула плечами, но переодеваться не стала. Подхватила сумочку и вышла.

Пять часов до новой встречи тянулись резиновой вечностью. Майя вроде бы была погружена в работу, отвечала на звонки и письма, цифры мельтешили перед ней с бешеной скоростью, а всё равно гулко и пусто. Только острой кардиограммой плеснула минута, когда звонила Орловой и назвала ресторан. Оказывается, она его знает и очень рада. Булькнуло ядовитой жижей непривычное чувство ревности: интересно, с кем из своих пассий танцовщица туда ходила.

Перед глазами встали отчёты службы наблюдения, да ещё Шамблен с утра подлил масла в огонь: выяснилось, что у девочки до недавнего времени была бурная личная жизнь: те три красотки в прошлом году, о которых они уже знали, дополнились недвусмысленными фотографиями посетительниц школы танго, которые размещали снимки в соцсети, даже не заботясь о настройках приватности.

Конечно, короткие жаркие объятия, снятые танго-клипы, встречи – вовсе не доказательство того, что они продолжались в постели, но вот длинные и томные взгляды почему-то поднимали со дна души глухую муть раздражения. Пытаясь обуздать не ко времени разыгравшееся воображение, Верлен перешла к собранным фактам по парням. И, чёрт возьми, там тоже обнаружила фотографии, нежные и страстные. И как понять, постановочные они, или в этой школе вообще принято спать друг с другом и совершенно этого не скрывать?

Майя чертыхалась, в голове, как пароходы в чёрном тумане, сталкивались мысли, тонули, всплывали, и было маятно и беспросветно от собственной стереотипности и банальности: видишь руку на талии – всё, однозначный жест близости, но ты подумай, подумай хорошенько – это школа танго, ты же сама видела, как они прикасаются друг к другу, как смотрят…

Не надо, не представляй, это просто раскалённое лето спицей торчит в горле, оно скоро закончится, ты, может быть, напьёшься, и станешь немного умней. Эти взгляды со снимков просто бликуют, обманчиво и больно. Она для тебя – проводник, чтобы вернуться в проклятую сизую осень и потом из неё выбраться. А этот сверкающий кобальт, эта резкая просинь – для другой или для другого, но точно не для тебя.

Выбралась из банка украдкой, погладила руль «Ягуара», опустила щиток от солнца, вырулила на набережную: «Ты прав, père, чувствовать – это смертельно. Смертельно опасно. Смертельно больно».

* * *

В ресторане – много натурального камня, буковые столы, белые и синие бокалы, хрустящие салфетки, удобные стулья, вышколенный приветливый персонал – всё элегантно, даже роскошно. Самое время вспомнить, кто ты есть: с достоинством, прямыми плечами, гордой головой пройти к заказанному столику, едва заметно кивнуть официанту, сдержанно взять предложенную винную карту, погрузиться в изучение знакомых названий и ждать, когда небо снова разверзнется синими молниями Дианиных глаз. И тщетно уговаривать себя сотворить невозможное: сидеть ровно, не чувствовать, отстраниться, просто работать.

Колючие мысли караваном плелись сквозь белый поющий песок томительного ожидания. Дверь открылась, и в косых лучах ворочающегося в небе полуденного солнца проявился контур Дианы. Сердце со всего размаху саданулось о грудную клетку, ободрало нежную кожицу, заскулило ушибленным щенком. Верлен дёрнула плечом, потёрла ключицу: «Заткнись. Это не твоё. И никогда не будет твоим».

Диана, непривычно тихая и подавленная, подошла, опустилась на стул, негромко поздоровалась и тут же уткнулась в меню. Майя поздоровалась и, стараясь не показать своего беспокойства, сощурилась и внимательно посмотрела на танцовщицу:

– Всё в порядке?

Орлова, не поднимая глаз, утвердительно кивнула, так же тихо спросила:

– Ты что-нибудь заказала?

Верлен подавила в себе желание протянуть через стол руку, приподнять ровный подбородок и заставить Диану посмотреть на неё. Вполголоса уточнила: