гниения и смерти, от которого у меня к горлу подступила тошнота. Тяжело сглотнув, я перекрестился и поехал дальше.

Дым поднимался над огромной кучей мусора и висел над лагерем, словно грязная тряпка. Вокруг сотнями лежали какие-то тюки. Приблизившись, я понял, что это тела людей. Я привязал лошадей неподалеку и дальше шел пешком, осторожно пробираясь среди жертв Желтой Смерти.

Их было так много! Куда бы я ни посмотрел, везде лежали тела. Число их потрясло меня больше, чем запах. А через ворота несли все новые тела мужчин, женщин и детей. Многих просто бросали у обочины, как мусор. Те, кто отказался от борьбы, лежали молча; но те, в ком жизнь еще теплилась, кричали и стонали, дергались и корчились.

От этих звуков сам воздух, казалось, визжал и плакал. Кругом я видел искаженные лица в страшных язвах, люди истекали кровью, лежа в собственных нечистотах. Раньше мне не приходилось видеть вплотную результаты работы Желтой Смерти, теперь я признавал, что имя, данное болезни, вполне заслуженно: все, кого я видел вокруг, были одинакового желтого цвета, кожа опухла, мерзкая слизь вытекала из глаз и носов, они потели и тяжело дышали, словно изнутри их пожирало пламя. Многие тянули ко мне руки, взывая о помощи, об освобождении, но я ничего не мог для них сделать.

Я знал, что чума на юге свирепствует сильнее всего, но я понятия не имел, что все настолько плохо. Если чума не закончится в ближайшее время, в Лондиниуме некому будет хоронить мертвых, не говоря уже о том, чтобы заботиться о них. На множестве костров жгли одежду больных. Дым от них усиливал ощущения страданий настолько, что я, казалось, мог видеть саму Смерть, распростершую над лагерем черные крыла.

А еще я видел множество монахов, потому что церковь взяла на себя бремя заботы о больных и умирающих. Рослые клирики носили воду, укрывали дрожащих в лихорадке, молились со страждущими и утешали умирающих. Они доблестно сражались, но их борьба была напрасной. Монахи не могли повлиять на ход битвы. Бой, насколько я мог видеть, был проигран, но они продолжали сражаться.

Добрые братья использовали обломки стены, чтобы возвести из них сотни маленьких ограждений, построить жалкое подобие лачуг, в которых могли лежать те, у кого оставалась надежда. Лачуг отчаянно не хватало, больных укладывали рядами, бесконечными рядами под осыпающейся стеной. Братья сновали тут и там по своим срочным делам.

Я остановил священника в коричневой рясе и спросил, где я могу найти брата Паулюса. Монах указал на палатку у стены, недалеко от ворот, и я направился туда. Перешагивая через тело очередного человека, которого я принял за труп, я почувствовал, как меня схватили за ногу. Слабый голос просил: «Пожалуйста! Помогите!» Содрогнувшись от отвращения, я высвободил ногу.

— Пожалуйста… — снова простонал человек. — Пить…

Я устыдился своей первой реакции и огляделся в поисках воды, чтобы напоить беднягу. Навстречу мне как раз шел монах с двумя кувшинами. Я подбежал к брату, попросил кувшин и вернулся к человеку на земле, затем встал на колени рядом с ним, положил руку ему под голову и немного приподнял, чтобы напоить. Волосы у него были мокрые, а кожа влажная и холодная; его слезящиеся глаза затрепетали, когда я поднес банку к его губам. Я с ужасом наблюдал, как черный язык высунулся, чтобы лакать воду.

— Благослови тебя Бог, — прошептал он сквозь зубы.

— Пей, — сказал я.

Когда я второй раз предложил ему напиться, я понял, что придерживаю мертвое тело. Я поставил кувшин, осторожно опустил голову бывшего человека на землю и встал, вытирая руки сухой травой. Больше я не обращал внимания на мольбы. Боже, помоги мне! Очень не хотелось стать таким же, как они.

Что, если Артур прав, думал я, и Святой Грааль может положить конец этим страданиям? Вдруг и правда случиться чудо, в которое так верит Артур? Конечно, он должен попытаться. Любой, у кого есть сердце, попытается. Король, если он не бессердечный злодей и не безумец, обязан предпринять все возможное для спасения своего народа. А уж если речь об Артуре, то, конечно, он положит все силы на борьбу с болезнью.

Вот когда я начал понимать одержимость Артура храмом. А я сомневался! Теперь ко мне пришло раскаяние. Кто я такой, — обычный невежественный воин, чтобы сомневаться в милосердии Божьем? Я шел, думал и молился: Великий Свет, пусть Артур окажется прав. Пусть храм будет достроен как можно скорее, пусть Грааль совершит чудо. Милосердный Господь, пусть начнется исцеление.

Я добрался до палатки, где и обнаружил Паулюса, сгорбившегося над низким столом. Он разливал свое целебное зелье из большого кувшина в сосуды поменьше для раздачи страждущим.

— Брат Паулюс, — тихо позвал я. Он поднял голову, узнал меня и улыбнулся. Это была усталая, несчастная улыбка до предела измученного человека. Глаза монаха запали, он был бледен, как любой человек, долго просидевший в заточении.

— Хвала Господу, Галахад! — воскликнул он с искренней радостью и сделал движение ко мне, но вовремя спохватился. — Стой! Тебе нельзя сюда, — предупредил он. — Быстро говори, что тебе нужно и уходи.

— Привет тебе, Паулюс. Я привез припасы и провизию от ваших собратьев-монахов. А еще мне велено передать, что леди Хариту ждут в Торе. Пендрагон послал меня за ней. Если скажешь, где ее искать, мы отправимся, как только разгрузим лошадей.

— Хорошо, — кивнул монах, ставя банку на место и отирая лоб рукавом. — Пойдем, я покажу.

— Я не хочу отрывать тебя от дел. Просто скажи мне, где она, и я сам найду.

— Быстрее показать, — отмахнулся он.

Мы прошли вдоль стены, миновав горящую кучу мусора, и я только теперь понял, что на самом деле это была огромная яма, заполненная бревнами и телами, яма для сжигания мертвых. Трупы бросали прямо в огонь. Они шипели, наполняя округу дымным смрадом. Внизу, среди раскаленных углей, зловеще ухмылялись обгорелые черепа. Я задержал дыхание и поторопился миновать страшное место.

— Что делать, — Паулюс обернулся и пожал плечами. — Другого выхода нет. В городе, где люди живут близко друг к другу, чума разгулялась. Здесь все пропитано заразой.

— В городе все хуже, — согласился я, случайно вдохнул вонючий дым и закашлялся.

Паулюс повел меня в другой конец лагеря. Здесь я увидел скопище лачуг и еще больше тел на земле. Монахи в рясах ходили среди зачумленных с