Я поспешила выскочить из салона, подальше от его воспитательных нравоучений и булькающего возмущения.

Мы обошли машину, Башкирцев еще посверлил меня недовольным суровым взглядом и открыл дверцу багажника…

…и на меня в упор посмотрели страшные, вытаращенные остекленевшие глаза мертвого Иваницкого…

И вот именно сейчас, в этот миг, меня пробрало до самых пяток! Так пробрало, что я задохнулась и не могла дышать! Из меня словно вырвали какой-то стержень, некую опору жизни, моего разума, и я почувствовала затопившую все мое сознание бессильную ярость, страх, злость ужасную и полное опустошение…

— Так!! Все!! — прокричала я, дрожа всем телом, и жестом рук словно отсекая от себя это жуткое видение. — Хватит с меня!! Я больше не могу это видеть!! Все!!

Я отскочила от машины и выкрикивала что-то, ругалась и требовала, не понимая, что кричу, и размахивала руками отгораживалась от мира.

— Достало!! Не могу больше!! Пошло оно все на хрен!! — кричала я без остановки и отталкивала от себя пытавшегося остановить меня Илью. — Мать твою!! Да сколько можно?!

Башкирцев, перестав осторожничать, сграбастал меня в охапку, сильно прижал к себе и пробивался сквозь застилавший мой разум какой-то вязкий и удушающий туман, что-то громко говорил.

— Все! — уговаривал он меня. — Тихо, тихо, маленькая, успокойся! Все будет хорошо! Я с тобой!

Он говорил что-то еще четкими, короткими фразами, не давая мне вырваться, затем начал нашептывать что-то на ухо, целовать короткими поцелуями и тихонько раскачивать.

— Все, моя хорошая, успокойся, вот так, молодец. Это просто нервы, ты у меня молодец. Ты такая умница и так стойко со всем справлялась.

— Это больше невозможно, Илья! — пожаловалась я ему, не заметив, что перестала орать и заплакала. — Разве ты не понимаешь, что это невозможно больше никак? Ну откуда они берутся? И зачем он мне их сует постоянно, этот гад мерзкий? Извращенец ненормальный!

— Тихо, тихо. Все будет хорошо, — обещал он умиротворяющим, гипнотизирующим голосом, продолжая раскачивать. — Я его возьму, я тебе обещаю. Совсем скоро.

И необузданная бессильная ярость вперемешку со страхом, холодящим ужасом и растерянностью, что клокотали во мне, под силой его энергии убежденности, слов, объятий и нежности отступили и покинули меня, как безнадежно неподходящий объект для их заселения.

— Все… — устало сказала я Илье, обессиленно расслабившись в его руках, и повторила: — Все. Я, кажется, успокоилась.

Он отстранился, не выпуская меня из рук, всмотрелся мне в лицо, коротко поцеловал в губы и похвалил тихо:

— Ну вот и молодец. Умница. Ты у меня сильная малышка, ты просто испугалась.

— Я больше не могу, — пожаловалась я ему тоном обиженного ребенка. — Все время какие-то трупы валяются, смотрят на меня своими глазами жуткими.

— Ты девочка, — усмехнулся он и поцеловал меня в лоб. — Ты моя смелая, сильная девочка. — И спросил, заглянув мне в глаза: — Ну, все? Отпустило?

— Да, — устало, словно выпотрошенная после эмоционального взрыва, подтвердила я. — Не знаю, что это было.

— Это нервный срыв, — разъяснил он. — Ты все держишь в себе и стараешься не поддаваться эмоциям, вот и накопилось до критической массы. — И спросил: — Полегчало? Чувствуешь, что отпустило?

— Да, — прислушавшись к себе, удивленно сказала я.

И на самом деле ощущение испытывала такое, как будто скинула тяжелый груз, что несла все это время и не осознавала, что несу — сбросила и почувствовала себя хоть и усталой и замученной, но удивительно свободной. Словно смогла продышаться полной грудью первый раз за долгое время.

— Да, — повторила я. — И правда полегчало.

— Ну вот, — порадовался Илья и, нежно взяв меня рукой за подбородок, приподнял мое лицо и уговаривающим тоном объяснил: — Кирочка, теперь надо набраться сил, потерпеть и просто выдержать еще немножко. Ладно?

Я кивнула, соглашаясь.

— Я же говорю: умница, — похвалил он, коротко поцеловал в губы, посмотрел изучающе и с некой тревогой мне в глаза и попросил: — Ты сейчас соберись с силами. Я буду все время рядом с тобой.

— Я справлюсь, Илья, — заверила я. — Я действительно в порядке. Просто нервы сдали. Сорвалась. Но мне стало намного легче.

— Ничего, милая, — поцеловал он меня в лоб, — немножко осталось. То, что Иваницкого убили, меняет всю картину преступления. Но я предполагал вероятность такого развития событий и наличие еще одного фигуранта. Всего пару дней, и мы его возьмем — тогда все закончится.

— Закончится это хорошо, — кивнула я, шмыгнула носом, вздохнула глубоко, выдохнула и решительно спросила: — Ну, что, пойдем посмотрим, что с ним случилось?

— Сама идти сможешь? — заботливо спросил Илья.

— Да, — высвобождаясь из его объятий, проверила я свои возможности и подтвердила: — Нормально.

— Вот и молодец, — снова похвалил он меня и поцеловал очередной раз в лоб. — Идем.

И все посматривал на меня внимательным взглядом, пока я рассматривала труп, скрючившийся в багажнике машины с искаженным от боли застывшим лицом.

Ужас. И зачем я стала на него смотреть?

— Не смотри, — сказал Башкирцев, развернул меня, уткнул мое лицо себе в плечо и рассеянно поцеловал макушку, уже занятый обдумыванием чего-то важного, достал смартфон, набрал какой-то номер и коротко объяснил ситуацию, а закончив разговор, осторожно отстранил меня, обнял за плечи, отвел на пару шагов от машины, развернул к себе и посмотрел сосредоточенно в лицо: — Кир, тут такой момент. Насколько я могу судить, убили его вчера.

— А почему ты решил, что его убили? — перебила я его и махнула рукой в сторону распахнутого багажника. — На нем никаких следов насилия не видно. По крайней мере, явных.

— А по-твоему, он вот так пришел, вскрыл твой автомобиль, залез сам в багажник, сделал себе укол или наглотался таблеток, убрал шприцы или упаковки, закрыл крышку багажника, поставил джип снова на сигнализацию и тихо-мирно помер, выпучив от боли глаза?

— Да, не получается как-то, — согласилась я.

— Не получается, — кивнул Башкирцев и вернулся к тому, о чем говорил. — Я хотел предупредить тебя о другом. Если эксперты установят, что момент его смерти приходится на вчерашнее утро, вечер или ночь, или позавчерашнюю ночь, то могут возникнуть проблемы, потому что с тобой рядом находился только я. Сейчас никто в городе и в местном управлении не знает, что я твой муж, поэтому я спокойно включился в расследование. Ну а если Иваницкий был убит днем, то все в порядке: ты находилась под присмотром ребят. Тогда наши родственные отношения можно оставить без огласки еще какое-то время, и я смогу продолжить расследование. И лучше, Кир, про них вообще никому не говорить, пока не закроют это дело.

— У нас нет родственных отношений, — уже автоматически напомнила я. — Ты мой бывший муж.