– Ну, что делать.

Она выпила свой скотч и улыбнулась ему.

– Не обижайся на меня, дорогой. Я просто хочу домой. Понимаешь?

Он кивнул.

– Так как у тебя дела? – спросила она.

– Не думаю, что показания свидетелей многое нам дадут. Похоже, семья Уинтеров приехала на вечеринку в числе последних. Кэролайн Флетчер приехала позже, но вчера вечером она говорила местным полицейским, что никого не видела на дорожке.

– То есть она наиболее вероятный подозреваемый в убийстве Кристофера?

– Ну, любой мог выскользнуть из дома, затеряться в толпе и встретиться с парнем, оставшись незамеченным, – ответил он. – Никто не видел, чтобы Роберт Уинтер покидал дом, но никто также не заметил, как миссис Уинтер выходила к машине за курткой.

– Орудие убийства нашли?

– Нет. Собираются продолжить поиски на рассвете.

– Значит, не особенно они продвинулись, – сказала она, не скрывая удовлетворения в голосе.

– Какой план на завтра?

– Нужно поговорить с Мэнтелом. Они не смогут этому воспрепятствовать. Он отец нашей жертвы. Это необходимо.

Когда они приехали к Старой часовне следующим утром, едва рассвело. Дождь прекратился, но все еще было ветрено. Перед ними ветер гнал по дороге бумажный пакет от удобрений и мертвые ветки, упавшие с согнутых деревьев, поднимал воронки песка и соломы. Ветер – вот о чем заговорил Мэнтел, как только открыл дверь.

– Будет шторм, – сказал он, глядя на серые облака, быстро бегущие по небу, словно прожил в деревне всю жизнь, словно знал все о лодках, приливах и погоде.

Вера представилась.

– Вы руководите новым расследованием убийства моей дочери?

– Именно. Это мой сержант.

– Я думал, вы придете ко мне пораньше. Было бы любезно. Я узнал о возобновлении дела из прессы.

Вера пробормотала что-то насчет подготовительных расследований, но знала, что он прав, и кроме того, он говорил не агрессивно. Чем бы он раньше ни занимался, что бы о нем ни думал Майкл Лонг, сейчас ей было его жаль.

– Вам повезло, что вы меня здесь застали. Я решил поработать сегодня из дома, отменил все встречи. Просто не мог. Это убийство парня прошлой ночью… все словно вернулось назад.

Они все еще стояли на пороге деревянной двери-арки, откуда было видно место преступления. Кусок сине-белой ленты оторвался и бился на ветру, как хвост большого быстрого воздушного змея, которого запускают на двух лесках. По близлежащему полю медленно двигалась линия полицейских в темно-синих куртках и дождевиках, опустив глаза в землю.

– Погибли два молодых человека, – сказал Мэнтел. – Какая ужасная потеря.

– Три, – сказал Эшворт. Мэнтел не ответил, но Эшворт говорил тихо, и тот, возможно, его не услышал.

Они прошли за ним в комнату, где два дня назад вечером сидели пожилые дамы. От вечеринки не осталось и следа. Дополнительные стулья убрали, ковер вычистили. В дальнем конце оранжереи, у двери, стояла пластиковая корзина. В ней лежали пустые бутылки из-под вина, утрамбованные, горлышком вниз. Через стекло было видно остатки костра, на траве валялись потухшие фейерверки.

Мэнтел кивком пригласил их присесть.

– Думаете, их убил один и тот же человек? – спросил он. Затем, не дождавшись ответа, добавил: – Я имею в виду Эбигейл и парня Уинтеров.

– Пока что нет никаких свидетельств ни за, ни против.

– Я был убежден, что Джини была виновна. Только это меня и держало. Злость. Суд. Видеть, как ее отправляют в тюрьму. Я ходил в суд каждый день, сидел на галерее после дачи показаний, ждал четыре дня, пока выносили приговор. Я бы сам ее повесил, если бы это было возможно. – Вдруг он замолчал. – Вы же уверены, что она невиновна? Это не просто выдумка журналистов, трюки ее адвокатов?

– Абсолютно уверена.

Он сидел очень тихо.

– Я не верил в это до прошлого вечера, – сказал он. – Думал, это всякие святоши и либералы пытаются очистить ее имя. Но потом, когда убили еще одного… Даже я понимаю, что это слишком для совпадения. – Он бросил на них быстрый взгляд. – Что вы думаете? Какой-то псих на свободе?

– Слишком рано делать выводы. Сейчас эти два дела рассматривают по отдельности, пока что нет доказательств ни наличия связи между ними, ни отсутствия.

Он хотел было возразить, но не стал.

– Что вам нужно от меня?

– Расскажите о последних месяцах перед смертью Эбигейл.

– Спустя столько времени, зачем? У вас же есть доступ к показаниям.

– Это не то же самое, что выслушать вас.

Он закрыл глаза, изо всех сил зажмурил их, как ребенок, пытающийся сдержать слезы, снова открыл и начал говорить. Его голос звучал спокойно.

– Мать Эбигейл умерла, когда ей было шесть. Рак груди. Ей было всего тридцать три. Очаровательная. Если вы хорошо делаете свою работу, вы должны знать, что я немного покуролесил в молодости, но к тому времени, как она заболела, я успокоился. Не думаю, что я заслуживал ее потерять. Возможно, я играл на грани допустимого, но не переходил ее. По крайней мере, тогда. Я был успешным. Мне везло. Таких трагедий со мной не случалось.

Когда Лиз умерла, мне хотелось сбежать, притвориться, что ничего этого не было. Но я не мог – из-за Эбигейл. Наверное, я ее избаловал, но разве не все отцы так делают? Балуют своих маленьких девочек. И потом, я столько времени проводил на работе. Когда удавалось быть дома, мне хотелось, чтобы для нее эти моменты были особенными. – Он помолчал. – До Джини были другие женщины. Некоторых я приводил домой. Но они все знали, что Эбигейл для меня на первом месте.

– Значит, Джини была особенной.

– Да не особенной, нет. Она была молодая, довольно симпатичная. Талантливый музыкант. Но у меня были и красивее, и сексуальнее.

– Однако она была первая, кого вы перевезли к себе.

– Я ее не перевозил. Она объявилась без приглашения, со всеми своими вещами, после ссоры с отцом. Когда я пришел с работы, она уже распаковала сумки. Поставила перед фактом.

– Почему вы позволили ей остаться?

– От бессилия. Из вредности. Ее отец никогда меня не любил, и меня забавляло подначивать его. И что-то в ней было. Что-то невинное, пожалуй. Она мне немного напоминала Лиз, когда та была девочкой. С ней я снова почувствовал себя молодым. В ту первую ночь она была мне так благодарна, так старалась угодить. Была готова на все ради меня. Это льстило. Я пошел по пути наименьшего сопротивления. Дома я бывал редко. И убедил себя, что для Эбигейл будет лучше, если у нее будет компания примерно ее возраста.

– Но Эбигейл ее не любила?

– Терпеть не могла, – просто ответил он. – Слишком привыкла, чтобы все было так, как она хочет. Всегда быть в центре внимания.