– Не могу… – сурово ответил Аникин. – Одного не могу тебя отпустить, лейтенант.

Носенко и другие бойцы тут же вышли вперед.

– Не одного!.. Мы с командиром… – почти хором, решительно прокричали бойцы.

– Все равно не могу… – упорствовал Аникин. – Мало вас… Перебьют только…

Выдержав паузу под возмущенные возгласы артиллеристов, Андрей произнес, глядя каждому из них в глаза:

– Одних – не пущу! Вместе пойдем!.. Покажем гадам, кто в Берлине хозяин… За Ферзя мы с ними в рукопашной посчитались, а теперь вот опять надо…

Слова старшего лейтенанта вызвали глухой гул одобрения не только среди артиллеристов, но и среди своих штрафников. Все находившиеся в комнате тут же вызвались добровольцами сделать вылазку.

Аникин оставляет Липатова за старшего, не обращая внимания на все доводы своего замкомвзвода, который настаивает на том, чтобы взводный остался, а Липатыч пошел вместо него. Да, в его доводах есть логика, основанная на воинском уставе, но она противоречит той внутренней логике, которая толкает Андрея за предел истесанного пулями подоконника.

– Примкнуть штыки! Липатыч – за старшего!.. Все!.. – не терпящим препирательств тоном обрезает дискуссию Аникин и с ППШ в правой руке и немецкой «колотушкой» в левой исчезает в оконном проеме.

Бойцы тут же бросаются за ним следом. Андрей как будто вышел за пределы собственного тела, скованного силой земного тяготения. Почему тогда бежать так легко и не обращаешь внимания на то, что ночной воздух отравлен клубами густого стелющегося дыма, который от конденсирующейся сырости становится еще более ядовитым?

Как ни легко бежится Андрею, а смотреть под ноги надо. Все пространство сплошь изрыто воронками мин и снарядов. Кто-то, оступившись, неловко падает, звеня то ли котелком, то ли амуницией. Несколько трассеров прошивают пространство наискось со стороны Рейхстага. Пули просвистывают то здесь, то там, но оголтелого шквала, который ознаменовал бы тот миг, когда немцы засекли участников отчаянной вылазки, до сих пор нет. Аникин подсознательно ждет его каждую секунду. Шаг, еще шаг, еще шаг…

За пару минут штрафники и группа артиллеристов под командой Воронова преодолевают метров сто, почти вплотную приблизившись к противотанковому заградительному рву. На склоне рва первая линия немецкой обороны. Враги настолько убеждены, что русские вот так, внаглую, не осмелятся совершить на них набег, что, даже заметив молча приближающиеся темные силуэты, решают, что это свои, кто-то из моряков-курсантов.

Отчетливый вопросительный оклик звучит на немецком из стремительно приближающегося рва, и в ответ раздается оглушительный низкий «дум-дум-дум» ППШ. Очередь в качестве ответа вполне удовлетворяет спрашивавшего, который с истошным криком валится куда-то на дно рва. Тут же залегшие на его склоне открывают стрельбу из винтовок и пистолетов-пулеметов, но штрафники бьют из своих автоматов и винтовок в упор, с хищным рычанием заскакивая в ров. Напавшие стараются использовать сработавший эффект неожиданности на полную катушку. Еще в прыжке, используя «мосинку», будто копье, насаживают немца на штык или цепляют врага, по инерции вместе с ним скатываясь на дно рва.

Дно противотанкового рва заполнено водой. В ней барахтаются схватившиеся насмерть враги, топят, душат друг друга, не давая противнику ни малейшей пощады. Младший лейтенант Воронов в правой руке сжимает длинный охотничий нож, которым дырявит здоровенного унтер-офицера в пятнистой эсэсовской куртке.

Эсэсовец, только что раненный ударом лезвия в печень, лежит на спине, погрузившись затылком в мокрую жижу. Он кричит, совсем беспомощно закрываясь от ударов ножа голыми ладонями. Лезвие дырявит ладони фашиста, кромсает кожу, отделяя мясо от костей, а потом прорывается дальше, вонзаясь в до предела напрягшееся от крика горло.

Вот он, с пробитой насквозь шеей, копошится в конвульсиях, разбрызгивая грязную жижу в стороны, а Воронов, перехватывая трофейный автомат, шагает по дну по колено в воде, короткими очередями сбивая возникающих у кромки фашистов.

Враги наседают. Немцы во что бы то ни стало стремятся выбить из рва непрошеных гостей. Несколько групп эсэсовцев атакуют с обоих флангов и по фронту, со стороны Рейхстага. Кажется, будто они вырастают из-под земли.

Сразу несколько человек вот так, ниоткуда, возникли возле бронеколпака и тут же с автоматами наперевес бросились на штрафников. Ситуация становится критической. Фашистов слишком много, и возникает угроза, что бойцов Аникина возьмут в кольцо, и тогда всем крышка, их попросту перестреляют во рву.

Андрей дает команду отступать. Кокошилов с трофейным «МГ» прикрывает отход своих товарищей. Он установил пулемет на сошки прямо на насыпь и сдерживает фрицев, толпой напирающих со стороны бронеколпака. Во время боя внутри рва Безбородько притаскивает откуда-то две коробки с запасными пулеметными лентами к «МГ», а также несколько оборонительных гранат.

Остальные бойцы спешно пополняют свои запасы магазинов к «шмайсерам» и гранат, собирая их у убитых и раненых немцев. Кто-то отстегивает поясной ремень поверженного противника целиком, с нанизанными на него подсумками, флягой и сумкой для провизии.

Штрафники, подчиняясь приказу Аникина, отходят, но Безбородько, как и положено второму номеру пулеметного расчета, остается со своим старшим, Кокошиловым, который ловит веером своих очередей фигурки перебегающих и постепенно приближающихся от бронеколпака ко рву фашистов.

Этот огонь позволяет первому взводу штрафной роты отойти метров на пятьдесят и залечь в нескольких глубоких воронках, оставленных разорвавшимися здесь крупнокалиберными снарядами 150– и 200-миллиметровых гаубиц.

Непрерывный лязгающий стук пулемета разносится еще несколько минут, до тех пор пока ствол не разогревается настолько, что ход пулеметной ленты переклинивает. Кокошилов с матерной руганью вправляет скособочившийся патрон, а в это время Безбородько вынимает из вещмешка запасной, густо смазанный ствол к «МГ».

Оказывается, что в немецком пулеметном гнезде, подавленном беглым артиллерийским огнем, боец поживился не только запасом лент. Кокошилов тут же снимает раскаленный ствол и присоединяет новый.

Немцы, воспользовавшись заминкой в стрельбе русского пулеметчика, стремительно сократили расстояние до огневой точки Кокошилова. Пока первый номер возится со стволом, Безбородько пускает в ход оборонительные гранаты. Они летят в набегающих гитлеровцев одна за другой и рвутся в ногах противника. Сразу несколько немцев падают на землю, корчась от боли. Взрывы разносят осколки далеко вокруг, свистя над головами пулеметчиков-штрафников.

– Отходим! Отходим!.. – кричит Кокошилов своему второму номеру.

Он вскидывает пулемет к животу и посылает по широкому сектору в сторону фашистов свежую очередь. Одновременно он вскакивает на ноги почти в полный рост и, пятясь, вскарабкивается по склону рва. Безбородько делает несколько шагов следом, но падает на измазанный мокрой глиной склон. Кокошилов сбегает к нему и подхватывает левой рукой, подтягивая к себе.