— Да я, собственно, уже закончил. Вчерашний ужин, можно сказать, был «комплиментом» от клиента. Я получил не только гонорар, но и благодарность за работу в виде приглашения на ужин. Но я сказал, что у меня свидание, и отказался, тогда Устинов сделал красивый жест и дал нам с тобой возможность провести вечер в «Парадизе».

— Тебе не кажется это подозрительным?

— Что именно? — Олег вытер руки салфеткой и улегся на спину, подложив под голову свой рюкзак.

— То, что Устинов перестал нуждаться в твоих услугах, едва обнаружилось тело Пахомова?

— Нет. Потому что я сделал свою работу. Единственное, кого не отыскал, так это Глеба Симоновича. Но он, а вернее, его останки, как ты правильно сказала, обнаружились и без меня. И, кстати, Устинов предложил мне работу на постоянной основе. Но я отказался.

— Почему?

— Я птица вольная. Не хочу клевать из кормушки. Мне нравится самому добывать пищу.

— И когда ты возвращаешься в Ростов?

— Завтра.

— О…

— Что значит это «о»? — спросил Олег, приподнявшись на локте.

— Ничего. Просто возглас удивления.

— Я вернусь через неделю.

— Зачем? Ты же отказался от кормушки?

— Ради тебя, Оля. Если ты еще будешь тут, я приеду. Вернешься в Самару — примчусь туда. Снова улетишь на Тенерифе — подамся в те края. Но на Канары попозже, у меня шенген кончился. Так что, если я тебе не совсем безразличен, лучше пока в России останься.

— Еще на пару дней не можешь задержаться?

— Никак. У сына день рождения послезавтра, я всегда его лично поздравляю.

— Сколько ему исполняется?

— Девять.

— Какой большой.

— Ты постоянно забываешь, что я уже взрослый мальчик, еще и рано женившийся.

— Действительно, — рассмеялась Оля.

Олег сел, чтобы снова наполнить стаканчики.

— Поздравляю тебя с днем рождения сына, — сказала Крестовская, подняв свой пластиковый «фужер».

— Заранее не поздравляют. Поэтому давай выпьем за…

— За?

— Этот город, что свел меня с тобой!

— Строчка из песни? Только там про Сочи. И про поцелуи.

— За поцелуи тоже выпьем. — И едва Оля сделала глоток шампанского, Олег прижался к ее губам своими.

Они самозабвенно целовались, пока не услышали странный звук: то ли смех, то ли писк. Отстранившись друг от друга, оба повернулись, чтобы увидеть его источник.

— Я узнаю этого парня, — усмехнулась Оля, увидев мартышку в тельняшке. Обезьянка скакала вокруг эффектной дамы в блестящем платье с глубоким декольте и пыталась запрыгнуть к ней на руки.

— Артур, убери животное, — крикнула дама мужчине, который стоял поодаль. Судя по всему, он выгуливал обезьяну. И это был не вчерашний тип с подводками на веках. Другой, вполне адекватный, даже симпатичный.

— Поль, ну тебе трудно погладить его, что ли? — пробасил Артур.

— Может, мне его еще поцеловать? И сколько раз повторять, называй меня Паулиной.

— Хорошо. — Мужчина схватил обезьянку и прижал к груди. Она протестующе верещала до тех пор, пока ей не сунули конфету. — Паулина, ты куда направилась?

— В ресторан. — И указала тонким пальчиком, украшенным массивным авангардным кольцом, на «Приморскую». — Хочу поужинать.

— С мужем?

— С мужем, — фыркнула красавица, и ее переполненные гелем губы заколыхались, как потревоженные медузы. — Я без понятия, где мой драгоценный супруг пропадает целыми днями. Совсем свою Паулину позабыл, позабросил.

— Забот у него много, что поделать.

Тут мартышка, слопавшая угощенье, снова начала вырываться. И Артур торопливо выпалил:

— Ладно, пойдем мы. Что-то Мартин сегодня беспокойный.

— Так от него алкоголем разит. Споите животное, черти.

И, махнув ручкой Артуру и его питомцу, заспешила к гостинице. А Оля с Олегом, обменявшись веселыми взглядами, вернулись к прерванному занятию.

Он снова оседлал скутер, чтобы доехать до цыганской деревни. Оказалось, деревенька называется Малый Ручей. Эдик увидел указатель, когда поднимался в гору.

Добравшись до деревни, он заглушил мотор и огляделся. Все дома как на подбор — крепкие, добротные, покрытые яркой черепицей. Ни одного ветхого жилья. Корнилов слез со скутера и прошелся по главной улице. Она поражала. Дорога, мало того что заасфальтирована, обнесена метровым бордюром, чтобы дети, что носились от дома к дому, не попали под колеса автомобилей. Чуть ли не через каждые пять метров фонарные столбы, под ними урны. А в самом конце улицы огромный особняк за забором в два человеческих роста.

— Эй, малец, подожди! — Эдик остановил пробегающего мимо пацана со скейтом и вдрызг разодранными коленками. — Это чей дом?

— Цыгана Васьки был, — ответил тот, сделав ударение в слове «цыган» на первый слог. — А сейчас ничей.

— Как так?

— Да в нем сейчас не живет никто. Там ресторан, бассейн, баня, корт теннисный.

— Загородный клуб то есть?

Мальчишка пожал плечами и, бросив под ноги скейт, унесся.

А Эдик прошел еще несколько метров, но, дойдя до забора, развернулся. Вряд ли Ян обитает на территории бывшей усадьбы Василия, хоть и цы́ган.

Корнилов свернул на параллельную улицу. Она тоже была в идеальном асфальте, но без бордюров. И фонарей здесь было поменьше.

— Милок, ты не заблудился? — услышал Эд голос за спиной.

Обернулся и увидел, как из-за увитого диким виноградом забора выглядывает крохотная старушка в шляпе с розами. Если бы Эдик верил в сказки, то подумал, что перед ним фея садов.

— Здравствуйте, — поприветствовал Корнилов. — Я ищу дядьку Яна. Не подскажете, где он проживает?

— А зачем он тебе? — подозрительно спросила старушка. Лицо ее сразу посуровело. И ни малый рост, ни розы на шляпе больше не делали ее похожей на фею. И Эдика осенило:

— Вы его жена!

— Допустим…

— Позовите, пожалуйста, мужа. Мне поговорить с ним нужно.

— Нет его дома.

— А где я могу его найти?

— Ясно где, у вышки. Двадцать пять лет назад с нее шмякнулся, ноги переломал, башку повредил, а все ходит.

— Хорошо, что не по бабам, — зачем-то ляпнул Эдик.

— Милок, да он и причинные места отбил, когда свалился с вышки. Какие уж бабы. Поглазеть на них любит, да. На соседку все пялится да всем болтает, что и она на него. Строит из себя… как это сейчас говорят? Мачо, во! А сам… Как Ленин из анекдота.