Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Игнорирует мой едкий тон. Будто не слышит вовсе. Расправившись со своей едой, сбегает с чашкой в ванную.
– Я там допью… А то не успеем собраться.
Что за чертовщина, блядь?
По дороге на работу так же молчит. Отпускать Машку не хочу. Чувствую, что-то ее точит. Она же снова прикидывается, будто настроение огонь. Быстро целует меня. Когда пытаюсь задержать, вновь ссылается на время и ускакивает.
Весь день места себе не нахожу. Звоню ей, как только удается улучить свободную минуту. По телефону вроде как звучит нормально. Эсэмэски крашные шлет. Вечером, когда забираю, кажется, что совсем все наладилось. Ну, я тоже выдыхаю. Дома с расспросами не пристаю. Спокойно смотрим после ужина фильм. Только когда на секс прямым текстом намекаю, Маруся заявляет, что сильно устала. Молчу, хотя подобная хрень у нас затянулась. Последний раз трахались три дня назад. Учитывая, что до этого сливались утром, вечером и ночью вдогонку, картинка вырисовывается странная.
Когда утром ситуация повторяется, злюсь, потому как не понимаю объективных причин ее отказов.
– Ярик, я не в настроении, – пихает меня в грудь и соскакивает с кровати.
– Что не так, блядь? – поднимаюсь следом. Разворачиваю ее к себе лицом. – Можешь прямо сказать?
Естественно, у нас завязывается ссора.
– Тебе от меня только секс нужен?
Меня, блядь, такая буря разбирает. На эмоциях по лбу ей стучу.
– Думаешь, что несешь?
Она в отместку меня трескает ладонями по плечам.
– А что я не так сказала? – вопит на самых высоких нотах. – Ты же поэтому злишься! Я обязана постоянно хотеть?
– Я где-то сказал, что обязана? – жестко выталкиваю, улавливая в ее словах истину. Может, я и веду себя как мудак, только она тоже без объяснения на мороз падает. – Нет, не обязана. Но согласись, это выглядит странно! Все было нормально, всегда хотела и вдруг неделю «не хочу»! Объясни, черт возьми, почему?!
– Не неделю, а четыре дня! Это много? Для тебя проблема?
– Это до хрена! Но вопрос сейчас в другом. Почему ты не хочешь? – повторяю с нажимом.
– Может, у меня болит все?! Может, я истощена?! Да, только проснулась и чувствую себя плохо!
– Что именно у тебя болит? – с ног до головы оглядываю, будто это поможет мне просканировать ее организм, как МРТ. – Манюня?
– Это не объяснить! Понимаешь ты… или нет?
Понимаю ли? Я, блядь, тону в ней! Но не понимаю. Грудину рвет когтями жадной твари, которая жаждет каждый день права на нее заявлять. Особенно сейчас, когда мы на пороховой бочке. Одно по глазам Марусиным вижу, что это не рядовой срыв. Корни этой проблемы где-то очень-очень глубоко внутри нее.
– Что именно у тебя болит? – долблю спокойно, но с упорством.
– Все!
Как я должен это разложить? Абсолютно неясное заявление. Так вообще бывает?
– Давай съездим к врачу.
– Нет! – по реакции очевидно, что это предложение приводит ее в ужас.
Расширяя глаза, какое-то время говорить не способна. Только смотрит так, что у меня внутри ржавым тесаком рубка костей и мяса происходит.
– Маруся, что ты молчишь? – кладу ладонь ей на затылок, давлю на себя, пока лицами не соприкасаемся. – Не наводи ты страх…
– Нет, Яричек… – шепотком выдыхает и мотает головой. Совсем иначе сейчас звучит. Потухли яростные светила: в ней и во мне одновременно. – Я записалась к врачу на завтра.
– Когда успела?
Не то чтобы я ей не доверяю… Просто не могу не убедиться.
– В пятницу.
Сегодня воскресенье. Молчала почти двое суток.
– Почему ничего не сказала?
– Не хотела, чтобы ты думал, будто это что-то серьезное, и волновался.
– Значит, я не должен волноваться? Считаешь, это возможно?
– Ярик… – шепчет и целует. Если можно так назвать затяжное прикосновение ее губ к моим. Желаю максимально задержать ее. Часами из рук не выпускать. Только понял уже, что пока лучше не давить. Сжимаю челюсти, когда отстраняется. Шумно выдыхая, отвожу взгляд. – Сейчас я хочу просто полежать.
– Уверена? – снова в глаза смотрю. Как я раньше не заметил, что они у нее грустные и как будто воспаленные? – Маруся… Расскажи хоть, где болит?
– Не могу объяснить… Потом… Полежи со мной, пожалуйста…
Когда забираемся обратно в кровать, Машка сама меня обнимает, судорожно выдыхает в шею и замирает.
– Сегодня ночью ты не кричала, – хочу отметить позитивный момент.
– Да… Я не кричала, потому что не спала.
Это ее признание пробирает меня, мать вашу, до дрожи. Молчу, не знаю, что сказать и как помочь. Засыпает Маруся быстро. Долго спит. И, хвала Богу, тихо. Моментами приходится прислушиваться, чтобы уловить едва различимое сопение. Когда звонит телефон, никаких, блин, признаков жизни не подает. Я поднимаюсь, приношу извинения организаторам свадьбы и отменяю встречу.
Ложусь обратно. Наблюдаю за тем, как спит, и душу на повторе разбирает тревога. Вспоминаю последние дни, пытаюсь переосмыслить, но никакого объяснения ее поведению не нахожу.
Что я сделал не так? Чем ее расстроил? От чего ее колбасит? А если правда болит? Если с ней происходит что-то серьезное?
– Привет… – шепчет Маруся, не открывая глаз. – Который час?
– Двадцать пять минут четвертого.
Резко садится на кровати.
– Ты голоден, да?
Голоден, конечно. И сам бы нашел себе, что поесть, но ее оставлять не хотел.
– Выспалась?
– Я? Да, – спохватившись, поднимается и бежит в ванную. – Сейчас умоюсь и покормлю тебя, – кричит на ходу.
Я тоже встаю и, пока Маруся наводит марафет, заправляю кровать. Я бы еще много чего сделал, чтобы ее порадовать. Я бы полжизни, черт возьми, положил. Только не знаю, как и где.
– К которому часу тебе завтра к врачу? – спрашиваю, когда появляется из ванной.
– К двум, – отвечает явно неохотно. – Отгул взяла.