Я обвиваю его шею и висну на нем, чтобы находиться на одном уровне.

– Прошло уже.

Яр кивает и прижимается к моей щеке губами.

– Еще спрашивай.

– Случалось ли такое, что ты очень хотел плюнуть на все и позвонить?

– Сто раз.

– Ты сильный. Я бы… Я бы так не смогла. Я ведь… Знала, что заблокирована у тебя, и все равно периодически пыталась набрать. И с чужих номеров… А ты не брал никогда, – говорю об этом, и в груди все сжимается.

Громко прочищая горло, Ярик молчит. Чувствую, что ему тоже трудно это обсуждать.

– Зря я затронула эту тему. Не хотела нагнетать, – сама на себя злюсь. – Скажи что-то… Разбавь, Яричек.

– Не зря, Маруся. Есть вещи, которые, хоть и больно, нужно обговаривать. Один раз, и отпустить.

– Давай отпустим… – судорожно вздыхаю. – Все, что произошло после бункера... То, что я тебе сказала… И разлуку…

– Забыли.

Кладу голову Ярику на плечо и медленно вдыхаю его запах. Пытаюсь убедить себя, что боль от потери ребенка тоже постепенно погаснет. Уже в разы слабее. Не хочу поддевать и ворошить. Слишком страшно.

– Говори, Яричек.

– Кхм… Ладно, – недолго молчит. Обхватывая мои ягодицы под водой, показывает, чтобы обвила его ногами. Подчиняюсь без раздумий. – Ты призналась, что думала о сексе до бункера. Что именно?

– Не прям о сексе. Тебе подробно?

– Мне очень подробно.

Улавливаю в его голосе улыбку и расслабляюсь.

– Я представляла, что ты пробираешься ко мне в окно…

– Я делал это много раз, – хмыкает Яр.

– Слушай дальше! Итак, – вроде не должна уже, а все равно смущаюсь. – Я уже сплю… Ты забираешься ко мне в кровать…

– И?

– И трогаешь меня…

– Свят-свят Маруся! – восклицает Ярослав вперемешку с хохотом.

– Да… Вот так… А утром я оправдывалась в собственных глазах, мол, это не фантазии, а сновидения, на которые у меня нет влияния.

– Блин, сколько времени мы потеряли, – продолжает посмеиваться довольный Град. – Учитывая доверие, которое нам оказывали предки… Ух, Маруся… Я бы тебя не только трогал.

– Ярик…

Ярослав

– Ярик!!!

Маруся кричит с такими децибелами, что у меня мороз по коже ползет. Только на первый этаж спустился, но едва ее голос нагоняет, без промедления взлетаю обратно наверх. Распахивая дверь, обнаруживаю святошу в одних трусах на столе.

– Что случилось?

– Тут мышь! Она убежала под кровать! Скорее! – подгоняет бурной жестикуляцией.

– Что я, блин, с ней должен сделать? – выдыхаю с облегчением.

– Не знаю…

Стараюсь не смотреть на ее грудь. Почему, черт возьми, она постоянно держит меня в состоянии повышенной боевой готовности? Когда это ослабнет?

– Ты же не хочешь, чтобы я ее убил?

– Нет… Поймай ее!

– Как, блин?

– Ярослав-Божище-Градский, левша блоху подковал!

Тяжело вздыхаю, взглядом транслируя все, что я по этому поводу думаю.

– Прикройся лучше, – бросаю ей валяющуюся на кровати футболку.

Опускаясь на пол, заглядываю под кровать.

– Ты ее испугала. Она спряталась. Как мне ее выманить? Это, блин, нереально.

– Может, она навсегда ушла?

Да, конечно!

– Не думаю, – встаю и решительно направляюсь к столу. Подхватываю Марусю на руки. Она, естественно, моментально в меня всеми конечностями вцепляется. – Давай подумаем рационально. Она маленькая, не агрессивная, не ядовитая и вообще не кусается. Пусть живет.

Машка содрогается. В лице меняется – бледнеет и брезгливо морщится.

– Ни за что! Сам тут с ней живи!

Не воспринимаю ее слова серьезно, пока она, пихаясь, освобождается и соскакивает на пол. Охреневаю, когда целенаправленно движется к двери и выходит. Все еще растерянно следом за ней иду.

По лестнице уже бегом несемся.

– Маруся, бля… – ору ей вслед, чтобы тормознула.

Она лишь темп наращивает. Поймать удается только во дворе. Обхватывая вокруг талии, отрываю от земли. Сильно стискивая, приклеиваю к себе. Попробуй оторвать, блядь!

– Что ты вытворяешь?

– Пусти…

– Куда собралась?

– У тебя там…

– Ты из-за этого уйдешь, а? – глухо шепчу, но голос выдает эмоции, главная из которых – ярость. Всегда сильнее остальных проявляется, ничего не попишешь. – Может, ты всю эту дичь выдумала, чтобы свалить?

Встряхнув, отбрасываю от себя. Маруся едва на ногах удерживается. Пошатываясь, оборачивается.

– Совсем уже? – шипит сердито.

– Ты уходишь! Что я должен думать?

– Помнить, мать твою, что я тебя люблю! – кричит рассвирепевшая святоша. Это звучит как обвинение и приговор. – А ты?

– Тогда вернись в дом!

– Я спросила. Почему ты не отвечаешь?

– Зайди в дом, Маруся.

– А если не зайду?

– Унесу силой!

– Ты маньяк!

– А ты маньячка!

Одновременно друг к другу бросаемся. Что делать собираемся? Я не соображаю. Маруся тоже вряд ли понимает. Сойдясь на минимальном расстоянии, замираем. Словно бойцы ММА, напряженные стойки занимаем и сверлим друг друга взглядами.

– Пойдем домой, святоша.

– Пойду, – выпаливает все так же сердито. – Пойду, только чтобы ты без меня с ума не сходил!

– Давай, – подгоняю. – Мне сразу легче станет. Тебе тоже.

– Да уж… – обойдя меня, шурует в сторону дома. На ходу еще предъявляет: – Мышь была! И если она еще появится, ты должен с ней что-то решить…

– Обязательно.

– Ты голодный? – тон не сбавляет, но заботу проявляет.

В этом вся Маруся Титова.

– Голодный.

Ужинаем молча. В тишине убираемся. Но напряжение, по ощущениям, заметно спадает. Внутри себя это чувствую и извне. От Машки больше не идет та безумная вибрация. Даже душ вместе принимаем. Хоть и не касаемся, друг за другом ходим. Чистим бок о бок зубы. Забираемся в кровать, под общее одеяло. Маруся хоть и забивается под стенку, избежать контакта не может.

Я – мужчина. Я наступаю. Инстинкты.

Подпираю ее. Когда отворачивается, обнимаю и прижимаюсь сзади.

– Не беги от меня, Маруся, – выдыхаю ей практически в ухо. – Знаешь же, что буду догонять, – просовываю ладонь под майку. Глажу живот, собирая мурашки. – И догоню.