Придурок! Еще и оправдания теперь придумывай! Вот тебе и не «бросай одну». Не бросил бы, Сорокина, кабы…

Но Катюха вдруг отскочила и категорично замотала головой. Слов Рома не слышал, только совершенно определенно недовольный ее тон; и в груди немного отпустило. Кажется, Катюха все же вернула себе характер, и хоть в этом Рома мог поставить себе плюсик. Об остальном пока стоило только догадываться.

Они довольно эмоционально поговорили с Карпоносом еще пару минут, после чего он запрыгнул на водительское сиденье и рванул прочь со двора, а Рома, кажется, в первый раз нормально выдохнул. Второй раз он выдохнул, когда в голосе присевшей рядом с ним Катюхи не услышал слез.

— Предложил поехать к его друзьям на дачу! — даже не дожидаясь Роминого вопроса, сообщила она. — Природа, шашлыки, он уже обо всем договорился. Нет, ты представляешь! — тут уже наружу прорвалось откровенное возмущение. — Ни о чем меня не спросил, даже свободна ли я, договорился и дал мне пятнадцать минут на сборы! Вот я, наверное, сижу целыми днями у окна, выглядываю на улицу, его жду! Да даже если б и так, что, мое мнение вообще никакой роли не играет? А может, я не ем шашлык! И не люблю дачи? А друзей его вообще знать не знаю, с чего бы вдруг?..

Она еще распинала незадачливого ухажера за какие-то грехи, а Рома слушал ее, как любимую музыку, и одергивал себя раз за разом от почти неукротимого желания прямо сейчас прервать ее собственными губами, немедленно испытав удачу. Как же хотелось… уже до каких-то судорог то ли в груди, то ли в разбушевавшемся воображении. И только та самая сумка с оторванной ручкой, разделившая их с Катюхой на скамейке, не давала окончательно забыться.

— Кать…

Она замолчала и тоже посмотрела на сумку. Рома мысленно ругнулся, поняв, что так и не придумал дельного объяснения сему безобразию.

— Извини, — только и пробормотал он, и она перевела на него какой-то странный, непривычно взрослый и глубокий взгляд. Рому обдало жаром с ног до головы. Она все поняла.

— Я больше ни за что не унижу тебя таким выбором, — тихо произнесла Катя и, чертыхнувшись в голос, полезла за телефоном, во второй раз обломавшим сегодня Роме весь кайф.

Катя лежала в ванной, полной горячей воды и пены, а вынырнуть никак не могла из фантазий. Впрочем, не очень-то и хотела. Порой фантазии были единственным, что давало силы смиряться или двигаться дальше, но сегодня те просто купали в своих сладостных волнах, то набегая, закрывая по самую грудь, то отступая, тревожа где-то пониже живота и восхищая каждым новым своим витком. Катя упивалась этими необычными ощущениями, припоминая недавние волнующие эпизоды и тут же придумывая им продолжения, которых не случилось в реальности. И все больше убеждалась в осознанной сегодня истине.

Она нравилась Ромке.

Нравилась, несмотря на два с половиной года исключительно соседского знакомства, несмотря на ее властные замашки и порой отвратительное поведение, несмотря на то, что он сам помог ей завоевать Олега и после еще несколько раз мирил рассорившихся влюбленных. Да, так бывает, это теперь Катя знала по себе. И не хотела придумывать причины, доказывающие обратное. Ей-то ведь понравился Ромка вопреки всем причинам. Да так понравился, что напрочь вытеснил из головы и сердца Олега, оставив лишь понимание, что настоящая любовь — совсем другая. Не та, которую Катя вообразила себе, увидев красивого и уверенного в себе парня, и которую придумала за полгода его равнодушия. Не та, которую надо удерживать любой ценой, ломая себя и постоянно подпитывая ее собственными страданиями. Настоящая приходит сама, когда ей этого хочется, и остается вопреки, хозяйничая, будто имеющая право, и наполняя душу абсолютным чистым восторгом, а тело — совершенно новыми желаниями. И именно они открыли Кате глаза. И именно они изводили не первый день своими непристойностями — или, быть может, наоборот, своей естественностью? Разве стыдно, в конце концов, что ей так хотелось потрогать Ромку? Олега — нет, не хотелось, а рядом с Ромкой ладони горели огнем от слишком острой потребности прикоснуться ими к его коже. Ощутить, узнать, почувствовать точно такой же ответный жар и точно такое же ответное желание. Катя уже читала его в черных Ромкиных глазах, уже пронизывалась им от его хрипловатого голоса, уже понимала его в странном, непривычно резком его дыхании. И замирала, и волновалась, и откликалась, даже когда вовсе от себя такого не ждала. Сегодня, например, когда Ромка потянулся и Катя случайно увидела его живот с темной полоской волос. В секунду стало так жарко, словно ее окунули в кипяток, а услужливое воображение дорисовало остальную картину, и в ней Катя запускала руки Давыдову под футболку, скользила ладонями по его крепкой спине, а сама вжималась животом в его живот, а он тоже вытаскивал ее водолазку из джинсов и…

Между ног сладко затянуло, и Катя окунулась в воду с головой, не зная, что со всем этим делать. Ни разу у нее не возникало ни таких фантазий, ни таких ощущений рядом с Олегом. И желаний таких не возникало тоже. И в груди так сладостно не замирало, и пониже живота не тревожило, даже когда она целовалась с ним, как оголтелая, что потом губы по полдня болели.

Губы болели, а тело не отзывалось. Не хотело оно Олега, даже когда он был так близко, как никогда не был Ромка. Кажется, оно куда лучше Катиного разума знало, что ей нужно. И кто ей нужен. А нужен ей был Ромка. И слава всем святым, что и она, кажется, нужна была ему не меньше.

Эта несчастная оторванная ручка все объяснила. Ромка явно был уверен, что Катя прямо сейчас, у него на глазах, кинется в объятия Олега, отдастся его поцелуям, забудет напрочь о том, что только что сама же и обещала, и того, с кем провела сегодняшнее утро. И Катя, пожалуй, не могла обижаться на такие его мысли о себе. Слишком много глупостей она наделала в последнее время. И Ромке из-за них досталось больше всех.

Но все это отныне не имело значения. Перестало иметь, когда Катя, отказав Олегу в свидании — да еще в таком свидании, о каком она недавно только мечтать и могла, — почувствовала не горечь, а облегчение. Она действительно не хотела никуда с ним ехать, и не поехала бы, даже если бы были в порядке ноги и ее не ждал беспризорный Игорешка. Она хотела остаться с Ромкой — и осталась, и в награду получила то самое доказательство его к себе неравнодушия. Как Ромка смотрел на нее, когда она возвращалась к нему, — как будто от ее слов зависело все на свете! И Катя была бесконечно рада, что не разочаровала его. И рисовала в мыслях такую сладкую картину, в которой она пригласит-таки Ромку помочь ей с братом, и в отсутствие родителей они останутся почти одни, и Катя отключит к чертовой бабушке свой телефон…

Все разрушил Строев. Как всегда, из самых лучших побуждений, но кому бы от этого было легче? И даже горячая ванна, снимавшая напряжение в натруженных мышцах, как под действием волшебного снадобья, не перекрывала разочарование.

— Что с ней? — угрожающе пророкотал папенька, когда Катя с Ромкиной помощью наконец добралась до квартиры. Рома переволок ее через порог и усадил на коридорный пуфик.