– Эт-то… эт… – забормотала я, делая над собой нечеловеческое усилие, чтобы зубы не стучали друг о друга, издавая звук такой же громкий, как идущий по рельсам товарный поезд. – Это Л-леонид, д-да?

Лицкявичус оперся о стену: теперь, когда я окончательно пришла в себя, он, судя по всему, перестал сдерживаться.

– Слушайте, а что, собственно, происходит? – поинтересовался врач, имени которого мы так и не удосужились спросить. – Да, признаю – зрелище не из приятных, но вы ведь вроде оба имеете отношение к медицине?

Санитар между тем помог мне подняться на ноги. Губы у меня дрожали, а глаза застилали слезы.

– Боюсь… – начал Лицкявичус и замолчал, отводя взгляд. – Идите отсюда, Агния, мы сами справимся.

Я замотала головой так сильно, что на секунду мне показалось, что она вот-вот сорвется с шеи и укатится под каталку, на которой лежал Леонид Кадреску. Я не могла, не хотела верить в то, что патологоанатом ОМР мертв, но реальность не оставляла места воображению. Тем не менее, несмотря на щедрое предложение Лицкявичуса, я не могла оставить его в этот момент – вернее, не могла оставить Леонида. Я ожидала увидеть под этой простыней все, что угодно, – наверное, даже зеленый человечек с антеннами вместо ушей и стрекозиными глазами не произвел бы на меня такого сокрушительного, уничтожающего впечатления! Кадреску никогда не был мне другом – это слишком громко сказано, однако мы как-то постепенно нашли общий язык и я даже, кажется, начала его немного понимать… хотя, возможно, я себе льстила. Леонид всегда казался мне странным. Его отрешенный взгляд, направленный сквозь собеседника, а не на него, и отрывистая речь заставляли меня чувствовать себя не в своей тарелке, но я никак не думала, что мне когда-нибудь придется стоять над его телом и ощущать такой ужас и неожиданную пустоту.

– Я никуда не пойду, – сказала я. – Не смейте меня прогонять!

– Никто вас не гонит, Агния, – Лицкявичус поднял руку в бессильном жесте и почти сразу же уронил. – Ну, я не знаю!

Я тоже не знала. Как могло получиться, что мы пришли осматривать тело неизвестного бомжа, а нашли собственного коллегу – с избитым лицом и изуродованным гангреной телом?! Борясь с тошнотой, я приблизилась к каталке и склонилась над Леонидом.

– Надо… Вике позвонить, – сказал Лицкявичус, едва ворочая языком.

Я впервые видела главу ОМР в таком состоянии и непременно посочувствовала бы ему, если бы сама могла избавиться от глубокого потрясения. Взяв Леонида за руку, я заметила, что ногти у него довольно длинные и частично поломаны – скорее всего, в той же драке, где он получил и все остальные повреждения. Кожа стала сухой и почти прозрачной, как пергаментная бумага, и сквозь нее просвечивали крупные, темно-синие, набухшие вены. Под ногтями – черная кайма. Это меня удивило: для того, чтобы она образовалась, требовался не один день! Чувствуя необъяснимый прилив надежды, я принялась внимательно разглядывать руки покойника.

– Андрей Эдуардович, – дрожащим от возбуждения голосом сказала я спустя секунд двадцать, – подойдите сюда!

Это был тот самый случай, когда мои нервы, очевидно, оказались крепче, чем у главы ОМР. Он подошел к каталке и заставил себя посмотреть на то, что я показывала.

– Что это? – спросил Лицкявичус, поднимая на меня изумленный взгляд.

– Это, Андрей Эдуардович, следы от инъекций, – ответила я, чувствуя, как ко мне возвращается уверенность. – Многочисленных застарелых инъекций!

Одним резким движением глава ОМР перевернул покойника на бок. Почти всю верхнюю правую часть туловища покрывали мелкие лиловые пузыри, походившие на набивную ткань, однако нижняя часть выглядела практически нетронутой – если не считать места под коленями.

– Черт… черт! – пробормотал Лицкявичус, опуская тело обратно. – Что за…

Врач и санитар с интересом и недоумением наблюдали за нашими действиями.

– Вы что, знакомы с этим парнем? – поинтересовался патолог.

– Я думал, что да, – внезапно севшим голосом проговорил Лицкявичус.

– Это не Леонид! – воскликнула я, едва сдержавшись, чтобы не захлопать в ладоши. – Это – заядлый наркоман, на нем живого места нет… А волосы – взгляните, Андрей Эдуардович, их не стригли несколько месяцев, а ногти не чистили…

– …никогда! – закончил за меня Лицкявичус. – Но я все равно ничего не понимаю: не может быть двух таких похожих людей!

В этот момент зазвонил его телефон.

– Да… мы уже в морге, – сказал Лицкявичус, выслушав говорящего. – Дозвонилась? Когда?

Дав отбой, глава ОМР пояснил:

– Леонид нашелся: он, оказывается, телефон отключал. Надо запретить это делать, а то…

Я его понимала, так как и сама еще не вполне оправилась от пережитого шока. Подумать только, еще несколько минут назад мы оба считали, что потеряли коллегу – такое и в страшном сне не приснится! Нет, конечно, если ты пожарный или оперативный работник, тогда понятно: каждый день происходят ужасные вещи, и сотрудники, с которыми ты дружен, порой гибнут у тебя на глазах. Но мы с Лицкявичусом – не ОМОН, мы – ОМР, и наша служба никак не предполагает подобного поворота событий. Хотя, как показала моя пока еще не долгая практика, даже на этой работе не стоит слишком расслабляться: случиться может все, что угодно!

– Кадреску сможет добраться сюда за сорок минут, кругом пробки. А мы пока посидим тут, у дверей, и покараулим покойника.

Затем, уже обращаясь к сотрудникам больницы, Андрей произнес:

– Можете заниматься своими обычными делами и не обращать на нас внимания. Как только появится наш патолог, мы тут же заберем тело.

– А как заберем? – спросила я. – В вашу машину затолкаем? Или в леонидовскую?

– Не говорите глупостей! – фыркнул Лицкявичус: он уже окончательно пришел в себя, и к нему вернулись и его обычная самоуверенность, и язвительность. – Я подогнал «Скорую», она дожидается у входа в морг.

Ну разумеется, у Лицкявичуса всегда все схвачено, как я могла забыть?

Примерно через час дверь в конце короткого коридора напротив того места, где мы сидели в ожидании, распахнулась, и вошел Кадреску. Вернее, не вошел, а ворвался. В этом весь Леонид: кажется, он просто не умеет двигаться в нормальном темпе – только бегом. Глядя на него, я недоумевала, как могла предположить, что лежащее на каталке существо может быть патологоанатомом? Высокий, худой, ухоженный до кончиков пальцев человек, всегда одетый с иголочки, словно ежесекундно готовый к съемкам для журнала «Лучшие патологоанатомы страны» (если бы такой, конечно, существовал), Кадреску представлял собой ходячий образец прекрасной формы и стиля.

– Ну? – вопросительно изогнул он тонкую бровь, подходя и уставясь на стенку за нашими спинами. – И?

В эти два междометия, произнесенные соответствующим тоном, могла уложиться речь длиной минут этак в пять: зачем его, такого занятого человека, выцепили с работы, заставили тащиться через весь город, преодолевая пробки и гибэдэдэшников, когда можно было просто привезти тело в лабораторию ОМР?