— Ваша газета тоже здесь, мадам, — сказал он.

— Спасибо.

О том, что она заказывала газету, Софи припомнить не могла и надеялась, что ей не будут ежедневно подавать «Телеграф» или «Мейл»[75]. Однако четырехстраничный таблоид, который Хенри протянул ей на серебряной тарелке, оказался судовым изданием и назывался «Мир сегодня». Не впервые Софи изумилась, сколько всякого дополнительно нашлось на борту «Топаза IV» и до чего хорошо тут все, похоже, организовано. Ей пришло на ум выражение «все схвачено и проконопачено» — в самом буквальном смысле.

— Спасибо, — повторила она в третий раз и отвернулась покопаться в сумочке со смутным замыслом дать Хенри чаевые. Когда она их нащупала, он уже убрался беззвучно из каюты, оставив ее необычайно раздосадованной на саму себя.

Она читала газету, завтракая перед балконной дверью, которую вновь оставила открытой. Газета оказалась примитивного содержания, однако Софи сочла, что «Мир сегодня» осуществляет очень полезную услугу, сводя вчерашние мировые новости к четырем удобоваримым страницам, и задумалась, почему никто ничего подобного не издает дома. За несколько минут она узнала, что к предстоящему в сентябре референдуму «Да, Шотландия» обеспечила себе миллион подписей в кампании за шотландскую независимость, что количество британцев, нуждающихся в предметах первой необходимости, возросло в этом году на одну пятую и что Би-би-си обвиняют в укрывательстве участия в недавнем полицейском налете на дом сэра Клиффа Ричарда[76], последовавшем за обвинениями в сексуальных домогательствах.

За ужином в тот день именно последняя новость в основном обеспечивала топливо для бесед. Миссис Джойс решила, что с сэром Клиффом поступили безобразно: он десятилетиями обеспечивал стране исключительно удовольствие, и теперь перед ним просто обязаны извиниться. Мистер Джойс считал, что Би-би-си не мешало бы у себя в хозяйстве порядок навести, прежде чем нападать на других, еще со скандала с Джимми Сэвилом[77] было ясно, что Би-би-си — попросту рассадник педофилов, и что генерального директора следовало бы немедленно арестовать. Мисс Томсетт деликатно одернула его, заявив, что в любой организации найдутся паршивые овцы и что людям не стоит забывать, сколько Би-би-си сняла чудесных исторических кинодрам, а также великолепных документальных фильмов о живой природе с Дэвидом Аттенборо. Мистер Уилкокс, которому (Софи не смогла не заметить) очень нравились звуки собственного голоса, высказался так: Би-би-си не лишена достоинств, но одержима политкорректностью и до сих пор не отошла от того случая, пять лет назад, когда один популярный комик и один популярный радиоведущий в прямом эфире оставили пошлое сообщение на автоответчике у всеми любимого пожилого актера Эндрю Сакса[78]. С тех самых пор, попав под тяжелый обстрел СМИ в связи с этим инцидентом, корпорация настороже — знает, что ее считают (и заслуженно, по мнению мистера Уилкокса) элитистской, высокомерной, столичной и оторвавшейся от корней.

— Как именно она оторвалась от корней? — переспросила Софи и доброжелательно, и задиристо, наливая себе еще бокал вина и передавая бутылку мистеру Уилкоксу.

— Она не говорит от имени простых людей, — ответил тот. — Теперь уже не говорит.

— От моего имени чаще всего говорит. А я — простой человек.

— Нет, не простой.

Софи ощетинилась.

— Прошу прощения?

— Я говорю о людях, живущих в реальном мире.

— Я живу в реальном мире. По крайней мере, мне так кажется. Вы хотите сказать, что мне это все мерещится?

— Разумеется, нет. Я просто говорю, что есть разница между тем, чем заняты вы, и тем, чем заняты люди вроде меня.

— Это что, как-то делает вашу жизнь «реальнее» моей?

— Людям нужны вилочные погрузчики.

— Не уверена, что они нужны мне.

— Конечно, нужны. Вы просто не думаете об этом.

— Ну, возможно, живопись вам нужна не меньше. Вы просто не думаете об этом.

Услышав эту отповедь, миссис Уилкокс рассмеялась, и они с Софи чокнулись.

— Вот тебе, Джеффри, — туше́.

Мистер Уилкокс улыбнулся и решил выпить с ними.

— Не волнуйтесь, я приду к вам на лекцию. Не совсем уж я чертов обыватель, в конце-то концов. Правда, Мэри?

Еще восемь таких ужинов, подумала Софи, возвращаясь к себе в каюту. Нельзя сказать, что они невыносимы, но вдруг показалось, что уже перебор. Может, было б легче, если бы старшие пары побольше участвовали в разговоре. Но мистер Джойс вроде бы туговат на ухо, а мистер Мёрфи еще ни слова не проронил, никому — даже своей жене, и, насколько Софи могла судить, не съел ни кусочка.

* * *

Следующий день — их третий на море и последний перед прибытием в Стокгольм, где на борт взойдет Иэн. Софи все это время общалась с ним нечасто. Интернетом можно было пользоваться в зависимости от качества спутниковой связи на корабле, и Софи удалось отправить Иэну лишь одно электронное письмо, а получила она от него четыре, из которых узнала, среди прочего, что новостей о возможном продвижении по работе пока нет, хотя Иэн по-прежнему ожидает скорейшего подтверждения.

Последний день в одиночестве — пятница — выдался замечательно ярким, и в одиннадцать утра Софи поднялась на верхнюю палубу выпить кофе и почитать книгу на солнышке. За соседним столиком, записывая мимолетные соображения в «молескин», потягивал латте Лайонел Хэмпшир. Софи кивнула и улыбнулась ему. Он кивнул и улыбнулся в ответ, но никак не показал, что узнал ее после их встречи у каюты директора круиза два дня назад.

Через несколько минут к Хэмпширу подошла скуластая седовласая женщина с экземпляром «Сумерек выдр» в руках.

— Вы автор вот этого? — спросила она без предисловий.

— А! — Он отодвинул блокнот в сторону и взял у нее книгу, держа ручку наготове. — С удовольствием, конечно. Желаете просто автограф или какое-нибудь посвящение?..

— Я не хочу, чтобы мне ее подписывали, — сказала она. — Я хочу понять, надо ли мне это читать.