Никита Сергеевич этот явно тревожный знак пропустил мимо ушей.

Чтобы как-то разрядить обстановку, помощник Хрущева организовал прямую телефонную связь с космическим кораблем. Он знал, что шеф обожал говорить с космонавтами и настроение у него от этого поднимается. Так было и на этот раз.

Из маленького кабинета, который был раньше проходной комнатой, Хрущев говорил в тот день с орбитой. После разговора он оттаял и об инциденте забыл. И потом после совместного обеда Хрущев и Микоян пошли гулять под соснами по бесконечным дорожкам парка. Как обычно, сзади, стараясь не быть назойливым, на некотором расстоянии двигался телохранитель Хрущева Николай Васильев — в 1964 г. майор, зам. начальника личной охраны Хрущева.

«Проходя мимо дачи, ко мне подошел сотрудник личной охраны и говорит: «Николай Федорович, звонили из Москвы и просили Никиту Сергеевича срочно связаться с Москвой».

Я догнал Никиту Сергеевича, доложил ему. Никита Сергеевич говорит Микояну: «Ну что же, тогда пойдемте в дом».

Они развернулись и пошли в дом».

Все основные участники заговора: Шелепин, Подгорный, Суслов, Полянский и шеф КГБ Семичастный собрались в этот момент на брежневской квартире в Москве на Кутузовском, 26. К перевороту все было в принципе готово, оставалось решить щекотливый вопрос: кто будет звонить и вызывать Хрущева из отпуска?

В. Семичастный: «Возник вопрос, и не Шелепин это говорил, а кто-то там, что ну давай, Лень, звони. — А почему я, почему не ты? Почему? Ты же второй, ты все же, понимаешь, второе лицо. Ну а Суслова? Да нет. Ты уж, как говорят, взялся за это дело, так ты давай. Мы его почти подтолкнули к этому, вызвали Пицунду. А потом уже: Леонид Ильич, вот уже Хрущев на телефоне. Ну, вот так».

Главной задачей тогда было выманить первого секретаря из Пицунды в Москву на заседание Пленума ЦК. Договорились, что поводом будет срочная необходимость обсудить поправки к семилетнему плану и предложения Хрущева по переустройству сельского хозяйства. Причины были явно надуманными, и говорить на эту тему с непредсказуемым вождем боялись все.

Хрущев говорил с Брежневым довольно грубо, ехать явно не хотел и своему заместителю не уступал. Свидетелем разговора был Анастас Иванович Микоян. Позже он вспоминал: «Сначала в этом кабинете Хрущев с раздражением отбивался от приглашения приехать. Что значит — все собрались? Отдохну, через две недели приеду в Москву, тогда все и обсудим. Ведь до Пленума еще далеко, он состоится по плану в ноябре. Однако к концу телефонного разговора Хрущев все-таки сдается. Хорошо, если так срочно, завтра прилечу. В полнейшем молчании кладет трубку и после паузы произносит: «А ведь сельское хозяйство тут ни при чем, это они обо мне хотят поставить вопрос».

Как только Хрущев дал согласие вернуться в Москву, там все закрутилось на повышенных оборотах. Дело в том, что дата экстренного Пленума ЦК КПСС заранее не оговаривалась. Если бы Хрущев не согласился на отъезд из Пицунды в тот день, то, конечно, силой его в Москву бы никто не притащил. И дата Пленума была бы другой. Но это все — если бы. В столицу уже были приглашены под разными предлогами представители республиканских и областных партийных организаций. Члены ЦК и кандидаты томились в ожидании, какие команды последуют из Кремля, от Президиума ЦК.

Однако никаких команд не поступало. Никто из заговорщиков не мог быть спокоен. У всех свежи были в памяти воспоминания, как Хрущев обвел вокруг пальца Берию и смял таких монстров, как Молотов, Маленков и Каганович. Наверное, все, кто готовил заговор в Москве, дорого бы дали, чтобы узнать, что делает человек номер один в Советском Союзе в те часы на своей даче в Пицунде. Они все боялись, боялись ответных шагов Хрущева.

Однако Хрущев бездействовал.

До сих пор неясно, почему он не принял никаких превентивных мер и спускал на тормозах все тревожные сообщения о заговоре. Информации у него было предостаточно.

Тем временем Хрущев опять вышел с Микояном на прогулочные дорожки под сосны. Майор Васильев следовал за ними неотступно, но слышал лишь звуки напряженных голосов. Вырабатывали ли они какую-то тактику поведения Хрущева в Москве, был ли какой-то конкретный план действий?

Как показал следующий день — не было.

Уже стало совсем темно, а Хрущев в резиденцию все не возвращался.

Рассказывает Михаил Поздняков — главный агроном государственных дач в Пицунде: «Моя супруга работала у Анастаса Ивановича сестрой-хозяйкой, и всегда она ужин накрывала и уходила домой, а в этот момент она не пришла ни в 10, ни в 11, а уже после 12 часов. Я у нее спрашиваю: «Чего так задержалась поздно?» Она ответила, что была, Анастас Иванович был у Никиты Сергеевича и пришел поздно, но он не стал ужинать, попросил вместо этого лекарства. Выпил он, и я ушла».

Так что, как видим, лишь только после полуночи Хрущев остался один. Спал ли он в эту ночь, неизвестно. Утро 13 октября встретило всех обитателей резиденции в Пицунде теплом и спокойствием. Только не спокоен был Хрущев, хотя внешне вел себя как обычно: шутил за завтраком, обсуждал с помощником текущие дела.

Рассказывает Клавдия Бандурко — сестра-хозяйка государственной дачи в Пицунде: «У Никиты Сергеевича перед отъездом настроение было такое, я бы сказала, подавленное, он был расстроен, он был возбужден. Обычно всегда был розовый, но тут он был еще розовее, ну просто это был красный. И вот такой букет я приготовила для Никиты Сергеевича в день его отъезда. А у меня так совпало, что был мой день рождения, и когда я ему вручала эти цветы при прощании, он мне сказал, что я еще вернусь и мы с вами отметим ваш день рождения».

Мог ли предполагать Никита Сергеевич, что вернуться на свою любимую дачу ему уже не придется никогда…

Сочинский аэропорт находился в тридцати минутах езды от резиденции, и кортеж все еще первого руководителя СССР домчался туда без проблем. В полдень несчастливого тринадцатого октября Хрущев прибывает в аэропорт Адлер. Обычного оживления, сопровождающего лидера Советского Союза, на этот раз здесь не было.

Руководители Грузии и Краснодарского края, обязанные провожать Хрущева по протоколу, на проводы вообще не явились. Это был еще один признак надвигающейся политической грозы. Не заметить его многоопытный Хрущев не мог. Однако продолжал быть абсолютно спокойным, во всяком случае, внешне.

У трапа Никита Сергеевич принял рапорт командира корабля генерала Цибина, затем в сопровождении Микояна отправился в салон «Ил-18». Он летел в Москву. Летел в неизвестность, надеясь больше, как всегда, на собственные силы, но и на помощь вездесущего Микояна. Во время полета Хрущев уединился с Микояном в своем салоне и просил, чтобы никто из охраны и помощников не мешал. Они раскладывали политический пасьянс, абсолютно не предполагая, что в колоде у них не все карты. Во всем самолете об этом мог знать только Анастас Микоян, но он молчал.

Правительственный аэропорт Внуково-2.

Понятно, что после приземления самолета Хрущев хорошо рассмотрел, что обычной толпы встречающих на взлетном поле не было. Лишь когда подали трап, от здания отделились какие-то две фигуры. Это был шеф КГБ Семичастный с пистолетом, спрятанным под плащом, и секретарь Президиума Верховного Совета Георгадзе. Оружие Семичастному посоветовал взять с собой Брежнев. Он же рекомендовал прихватить и охрану: мало ли чем может обернуться встреча?