– Пожалуйста, не называй меня здесь… здесь вот… Ксюшей? Ладно? Я Оксана. Запомнил?

– Хорошо, – удивился он, оглядел свою комнату, – а что здесь…

– Пожалуйста, – повторила разборчиво она, – не называй меня здесь Ксюшей. Я Оксана.

Андрей замолчал и лишь кивнул подбородком. Альбом дальше смотрели немного скомкано. Потом пошли за стол. Выходя из комнаты, она спросила:

– Скажи, а эта вот твоя комната, она так и есть комната? Спальня?

– Ну да, – совсем уже ничего не понимал он, – спальная, родители вообще детской зовут, а что?

– Ничего. Странно, что спальная.

– Правда, на плане… я план дома видел, там написано – кабинет.

– Кабинет, – как-то совсем пропаще повторила Оксана.

– Дети! – крикнули им снизу из столовой.

Обед прошёл на высшем уровне. Оксана отвечала на все вопросы так, словно заранее ответы выучила. Девчонка была образована для своих восемнадцати лет более чем обычно. Андрей больше молчал и отвечал, только когда вопрос касался непосредственно его. Наконец обед закончился, и весь роскошный фарфоровый сервиз унесли в кухню, а вместо него внесли хрустальный сервиз для компотов, простите. Папа начал пить какое-то вино красное, предложил Оксане, она спросила немного нахально:

– А коньяка у Вас нет?

Папа на миг оторопел, оторопела мама, оторопел Андрей, но всё быстро списали на усталость девушки от расспросов. Папа сказал:

– Да вообще-то есть. Я коньяк вечером пью. Минуточку.

Он быстро принёс бутылку армянского коньяку, налил ей ровно один глоток в большой фужер, Оксана поболтала, как положено, жидкость в фужере и очень осторожно стала пить. Когда глоток был осилен, мама тут же пододвинула к ней всякие сладости, от яблок до пирожных…

Обед закончился. Оксана, словно учили где-то, мигом поднялась, сказала, что засиделись, что на первый раз уже совсем достаточно ей мучить таких прекрасных людей своим присутствием…

Уже на улице, когда они вышли из коттеджного поселка, Оксана спросила Андрея вдруг и совершенно неожиданно:

– А ты спишь на шёлковых простынях?

Так как до этого они шли молча и на все попытки Андрея заговорить Оксана даже звука не проронила, он понял, что это как-то соотносится с тем убранством комнат и всего дома, что она увидела.

– Нет, – ответил он, – мама говорила, что у нас один лён… А что?

– Лён? – повторила глухо Оксана, – Лён – это хорошо. Скажи, Андрей, вот ты… – она подумала, явно с большим напряжением, – вот ты ведь мальчик упакованный?.. Так? То хулиганьё, что на пляже было, помнишь? Один придурок там говорил, что знает, что у тебя папа богатенький… ты и в самом деле богатенький. Машины две, одна твоя? Что не ездишь? Скажи мне, Андрей… я тебе зачем? Для чего? Я тебе зачем? – повторила она уже требовательно и подозрительно, – Для чего? Зачем?

И здесь остановилась, встала прямо перед ним, посмотрела в глаза, словно залезла туда. Так и стояли.

Андрей немного стал понимать, что за разговор у них вдруг получился, но не мог понять – за что?

– Во-первых, – сказал он ровно, – то хулиганьё мне незнакомо, но, кажется, самый мелкий – это брат моего одноклассника; во-вторых, машины две, одна отца, вторая мамы, она на ней не ездит, отец предлагал мне, я тоже отказался…

– Почему? – быстро перебила она.

– Да потому, что это машина отца. Потому, что не моя. Если надо будет ему, я его на ней доставлю, куда скажет, а кататься, как говорится, на ней не буду. Сам заработаю и сам куплю. Часы очень дорогие – настоящий швейцарский «Роллекс», отец подарил на двадцать лет, отказы не принимаются в таких случаях. И в-третьих, я не богатенький. У меня даже ещё работы нет, после армии. В институт не поступил, пока… Экзамены в августе. Отец просит, чтоб поступал на очное, я думаю. Так что я сейчас в лучшем случае – бедный студент. Правда, сдохнуть с голоду не дадут, это точно. И кормят, извини, хорошо. Вот и всё.

Они пошли дальше. У своего дома Оксана остановилась, встала прямо перед Андреем, смахнула ладошкой что-то у него с плеча, сказала:

– Ладно, ты не дуйся, я просто… Настроение. Увидимся.

Повернулась и неторопливо ушла в подъезд.

Дома Ксюша упала лицом в подушку и так долго лежала. Она не рыдала и даже не плакала, она просто вспоминала… вспоминала то, что вспоминать теперь совсем не хотелось. Через час поднялась, глянула на себя в зеркало и брякнула:

– Уж лучше бы с одноклассником в подъезде!..

Объяснить себе, что вдруг случилось, что она так нелепо сопоставила себе оба дома, она не смогла. Просто увидела дом родителей Андрея и вспомнила совсем другой дом… тот, в котором случилось у неё первое свидание с мужчиной. Отчего-то сегодня это свидание больше не казалось каким-то романтичным сюжетом в жизни, а скорее показалось ей обычной женской продажностью… Да почему продажностью? Ну, понравился взрослый мужчина, у девчонок это через раз!.. Ну… Не-ет, девочка, не пройдёт – сказал кто-то рядом – «Лексус», красивая машина стального цвета, помнишь? А помнишь, как тебе в ней понравилось ехать? Ехала бы и ехала так до ночи, а? Помнишь, как ты вылезать не хотела? А роскошный дом? А шёлковые простыни? А… или не помнишь, как смаковала? Вот я, вот я!.. Не то, что наши дурочки, по подъездам шарахаются!.. Не пройдёт, девочка. Ксюша закрыла уши руками, словно туда кто-то говорил все эти мерзкие слова.

На следующий день они никуда не пошли, потому как у Оксаны болела голова. На день последующий опять не пошли, потому как у Оксаны болела голова. И потом не пошли. И потом. Через неделю Андрей подумал, что сюжет их и в самом деле развивается не так уж и быстро, потому позвонил и попросил просто увидеться. Он подойдёт к её подъезду, она выйдет, и они просто посидят у них возле дома на лавочке, поговорят. Просто пообщаются.

– Или ты совсем не хочешь меня видеть? Почему? Я что-то…

– Да нет, нет, – тут же остановила его Оксана, – дело не в тебе, дело во мне. Я не могу тебе объяснить. Не могу совсем, понимаешь. Это глубоко. Это не просто так… глупость какая-то, это очень глубоко, и я не могу это перешагнуть. Пока не могу. Просто как-то случилось, что вот… так… Подожди.

Он ждал ещё неделю, подходил к концу июль. Отец всё чаще говорил, что надо ехать поступать учиться хоть куда, хоть в Москву, хоть в Тюмень, хоть в Воркуту. Но учиться надо и, чем быстрее поступишь, тем быстрее станешь самостоятельным человеком, как и сам хочешь.

Андрей вновь позвонил Ксюше, назвал Ксюшей, на что сразу получил выговор. Звать её – Оксана. Он стерпел, сказал, что они могут вместе перешагнуть то, что она не может перешагнуть одна, она отказалась.

Этим вечером мать Ксюши заметила, что с дочерью происходит что-то неладное. Попробовала поговорить, но дочь отказалась. Отказалась и весь вечер ходила, словно «тень отца Гамлета», из угла в угол. Наконец мать не выдержала, зашла в её комнату и произнесла: