«Хреновато.

Там сложный пошёл разговор

С начальством у них, да не с нашим,

А с тем, что на смену пришло,

С которым варить нашу кашу

Нам было уже западло.

И Клещ, и Потап в девяностом

На вольные вышли хлеба.

Без них уже стало не просто,

Там сразу слетела резьба

В башке, кто уже по-другому,

По-чёрному нас припахал,

Как будто им кто-то солому

Заместо мозгов напихал.

Они в своём фирменном стиле

На нас, ох, скорей бы забыть,

Одну мелочёвку валили,

Чтоб «палок» побольше срубить.

И хоть она, эта рутина,

Была для нас хуже петли,

Двенадцать кило героина

Изъять мы однажды смогли.

Сынки там какие-то чьи-то

Активный наладили сбыт,

И вот он уже с этим сбытом

Вопрос кардинально закрыт.

Начальники нас похвалили,

Развеяли нашу тоску,

И всех, кто был взят, отпустили

По первому сверху звонку.

Чего уж? Немногие рады

По встречной пылить полосе.

Нам сказано было: «Так надо».

Ну, мы и уволились все.

Меня ещё раньше, точнее,

За длинный турнули язык,

За то, что пахать на «земле» я

Спустя рукава не привык.

Начальство живёт и не тужит.

Вован изучает иврит,

Стажёр инкассатором служит,

Удав казино сторожит».

«Постой, а иврит-то причём тут?

Он что, значит, тоже…того?»

«Да нет, просто доктор почётный

Супруг у сеструхи его.

С какими-то вроде корнями,

Что можно ему в Тель-Авив

По хитрой заехать программе,

Родню заодно прихватив.

Сергуня же вновь, что есть мочи,

Поймав настоящий кураж,

Сидит в кабинете и точит

Точилкой большой карандаш.

Зачем? Чтоб в проекте доклада

Начальник любимый его

Подчёркивал всё, чего надо,

И больше не знал ничего.

Его расстрелять как-то даже

Однажды хотел генерал,

Что он, вопреки инструктажу,

Точилку свою потерял!»

«Витюх, а со Шмаковым Колей

Какой там в итоге расклад?»

«Да здесь он, в Москве, в средней школе

Ботанике учит ребят.

Он старый диплом педагога

В комоде искал десять дней,

Он новую в жизни дорогу

Нашёл и потопал по ней.

Красивая рыба речная,

Какой-нибудь хариус, хек, –

Он в них хорошо понимает,

Учёный такой человек!

Вот так и храним в голове мы

Его бесконечный рассказ,

Где главная Колькина тема –

Что рыбы умнее всех нас!»

Ну ладно. Здесь речь не об этом.

Она здесь, скорее, о том,

Как мы с милицейским приветом

К товарищу, к Славке идём.

Уже мы допили добавку,

Уже и забрезжил рассвет.

Ну вот и подвал. Вот и Славка:

«Здорово, бродяги, привет!

Серёга, а кто там с тобою

Понурый и мрачный пришёл,

Чего с ним случилось такое?

Тащи его сразу за стол!»

«За стол? Это можно. Давненько

Я здесь у тебя не бывал,

Не пел, на гитаре не бренькал,

С ребятами не выпивал.

А где они, кстати? Ведь я же

Махнуть с ними рюмку мастак!»

«Да вон они, лыка не вяжут,

Четыре утра, как-никак!»

«Да, видно оно! Погуляли!

Чего отмечали-то, Слав?»

«Да я вроде помнил вначале,

А после, слегка подустав,

Забыл, если честно признаться,

Какой такой праздник у нас.

И ладно. Как сами-то, братцы?»

И мы повели свой рассказ,

Эпитетов лишних не тратя,

А в темпе, чтоб Славка не спал,

Про всё, что тебе, мой читатель,

Я здесь только что описал.

Мы ели какие-то груши

Под смешанный аперитив,

И Славка внимательно слушал,

Усталость свою позабыв.

Он после добавочной дозы

Мольберт подпирая плечом,

Услышав про наши берёзы,

Особенно был впечатлён –

Что рвутся сквозь пепел и камни,

Где мрак на пути, чернота.

«Не знай я тебя, — он сказал мне, –

Не понял бы я ни черта.

Побольше в родной стороне бы

Вас было таких, чтоб не счесть, –

Берёзы, что тянутся к небу,

Вот это вот все вы и есть».

Вокруг озираясь печально,

Он крепко держался за стул,

Чтоб на пол не рухнуть случайно,

И кистью водил по холсту.

Два цвета — зелёный и чёрный

Смешал он на этом холсте.

Ни глади там синей озёрной,

Ни моря, ни звёзд в высоте,

Ни красной какой-нибудь розы,

Ни солнца, ни пальмовых рощ,

А только берёзы, берёзы,

И чёрная, чёрная ночь.

Паук на мигающей люстре

Задумчиво лапкой шуршал,

А Витька хотел об искусстве

Вести разговор по душам.

Идейный аспект для затравки

Он сразу же взял на прицел,

Вопрос у Витюхи для Славки,

Как овощ на грядке, созрел:

«Вот ты на троих разливаешь.

Прекрасно. А ты вот, мой друг,

Венеру Милосскую знаешь,

Ну, статую эту без рук?

Об авторском этом капризе

Немало гуляет легенд.

Ну разве не ясно, что кризис

Их тоже в какой-то момент

Окутал тогда, этих греков,

И нету просвета вдали,

И как тут лепить человека,

Чтоб руки нормально росли?

Никак, если денег на глину,

И тех у тебя даже нет,

И спонсор твой сдулся и сгинул

С концами, простыл даже след!»

«Ну да, — поддержал его Славка, –

Всё было, и вот тебе шиш!

И ты не творец, а козявка,

Всё правильно ты говоришь!

Художнику в кризис хреново.

Вон, глянь-ка туда в уголок,

Там маршал стоит безголовый,

И конь его рядом без ног.

Такому объекту культуры

Как правило, зритель не рад,

Когда лишь куски арматуры

Из конского брюха торчат.

А как же так вышло? А так вот –

Заказчики много хотят,

Но жизнь-то, она вроде шахмат,

Зевнул — и уже тебе мат!

А как я зевнул? Предоплату

Не взял целиком, и привет!

Заказчик — банкрот. Вот и вся и тут

История славных побед,

Успехов моих, озарений,

Счастливых бессонных ночей.

«Подумаешь, тоже мне, гений! –

Беснуется хор сволочей,

Заклятых моих конкурентов,

Что лепят героев труда.

Таких девяносто процентов,

С кем знаться — позор и беда.

Когда ты хромая собака,

Хоть ты и умом будешь крут,

Тебя, как того Пастернака,

За миску похлёбки сожрут!

Да, вы мне изрядно помяли

Мозги. Я такое люблю.

И, если вы банду поймали,

То я и коня долеплю,

И маршал мой будет в металле

Почётный топтать пьедестал!»

Ну, в общем, пока мы болтали,

Картину-то он дописал.

Богема уже оживала,

Народ шебуршил по углам –

Почётные гости подвала –

Пьяны были все, но не в хлам.