Это любовная магия, та часть древнего Знания, которая говорит о химии и электрической заряженности влечения и секса. В этой любовной игре все равны и всё позволено, кроме игр с человеком из неправильной родственной группы. Ни мужчины, ни женщины не обязаны связывать себя узами с одним партнером на всю жизнь, но брак остается священным.

Выборочные отрывки из наблюдений антропологов и первых поселенцев популяризировали представление о том, что пожилые люди пользовались своей властью и влиянием, чтобы жениться на несовершеннолетних девочках и забирать себе молодых женщин группы. При этом игнорируется тот факт, что пожилые женщины делали ровно то же самое с молодыми мужчинами: такой механизм вполне оправдан для поддержания демографической стабильности при низкой рождаемости. Он также обуздывал горячность юности и помогал юношам и девушкам разобраться в тонкостях сексуальных отношений. Вы можете принять это за педофилию, но имейте в виду, что в те времена подростковый возраст продолжался всего несколько месяцев, а не лет, – по всему миру дети становились «молодыми взрослыми» и женились намного раньше, нежели теперь.

Отдельные исторические свидетельства также породили представление о том, что мужчины-аборигены контролируют подвластных им женщин посредством насилия. Случай, когда мужчина бьет женщину, интерпретируется как нерыцарский и варварский и проецируется на идею о «естественном» мужском доминировании, при этом контекст полностью игнорируется. Реальный контекст заключается в том, что все – как мужчины, так и женщины – могут быть наказаны за проступки, и правосудие вершится всеми членами группы, а не централизованной мужской властью. Да, женщин били так же, как и любого, когда они нарушали Закон, потому что их уважали и считали равными и ответственными перед Законом, а не слабыми и хрупкими существами.

«Дело не только в Законе и насилии, – напоминает мне Келли. – У нас, в отличие от западной культуры, где человек обречен вечно искупать совершенное им преступление, нарушение Закона не обязательно ведет к насильственному действию, а после того, как наказание свершилось, жизнь продолжается». Она также предлагает мне представить, к каким обобщениям пришли бы поселенцы, став свидетелями того, как аборигенка бьет мужчину. Исходя из собственного опыта, могу сказать, что чаще всего это воспринимается как аномалия и всецело осуждается.

Когда я думаю о том, как меня прилюдно избила женщина, сломав мне три ребра, полоснув ножом по руке и выдрав половину моей шевелюры, я вспоминаю, что неаборигенные свидетели этой стычки не обратили внимания на силу этой великолепной женщины и сосредоточились на моей слабости как индивида, который в каком-то смысле подвел свой пол. Сторонние наблюдатели, как мужчины, так и женщины, были настолько разочарованы тем, как жалко я выглядел в драке, что даже не стали вызывать скорую, из-за чего мне пришлось, истекая кровью, ползти домой. Наблюдатели, как правило, придерживаются очень избирательного подхода, когда дело доходит до широких обобщений о гендере и этничности.

Хорошим примером избирательности наблюдений поселенцев над аборигенной культурой, которая привела к большой путанице, является разделение труда «охотников и собирателей» по половому признаку. Даже в нашей общине сегодня многие верят в то, что традиционно мужчины охотились, а женщины занимались собирательством. Тем не менее в древних историях те и другие принимали участие в обоих видах деятельности. Большую часть того, что я знаю о собирательстве, я узнал от мужчин, а некоторые навыки охоты и большинство знаний о рыбной ловле мне передали женщины. В общинах, где до сих пор занимаются охотой и собирательством, можно видеть мужчин, собирающих съедобные растения, и женщин, которые ловят рыбу и охотятся при помощи своих палок-копалок.

Есть еще кое-что – это женское оружие называется палкой-копалкой только по-английски, но ни в одном из наших языков. Она используется для разных целей, но прежде всего – для охоты и борьбы. Мужчины копают бумерангами, но их не называют палками-копалками. Только женское оружие оказалось одомашнено таким образом. Попробуйте сказать пожилой бабушке с севера, что она собирательница – вполне вероятно, что она врежет вам по голове этой боевой палкой (а потом поведет вас ловить толстого песчаного варана).

В то же время Женское дело в наших общинах действительно предполагает контроль женщин над питанием. Они распоряжались большей частью сбора урожая, производства и распределения пищи, что давало им немалую власть, наряду с контролем над сотворением и взращиванием жизни. Роль мужчин заключалась в том, чтобы добывать то, что было нужно женщинам и остальной общине. У мужчин-аборигенов никогда не было такой культурной роли, которая предусматривала бы покорение женщин или даже обеспечение их защиты. Наши женщины с успехом защищали себя сами, потому что у них всегда был доступ к навыкам и инструментам, которые в случае необходимости давали им возможность применять насилие.

Творение началось с большого взрыва, а не с крепкого объятия: насилие – часть его паттерна. Ущерб от насилия минимизируется, если оно распределяется по системе, а не концентрируется в руках нескольких могущественных людей и их приспешников. Если в вашей жизни нет насилия, вы живете в иллюзии, перепоручая ваш конфликт невидимым силам, которые детонируют его за пределами вашего жизненного пространства. Это переданное вовне насилие принимает большая часть южного полушария, чтобы обеспечить вас тем, что нужно для обустройства чистого, технологичного и мирного пространства вашего существования. Эти удары за вас принимают бедняки, загнанные в гетто ваших городов, и экономические маргиналы, заполняющие ваши тюрьмы. Невидимая привилегия вашего однобокого технократического миролюбия – это акт насилия. Ваша цацка с пацификом сверкает кровавыми бриллиантами. В своем телефоне вы носите металлы, украденные из разграбленных африканских земель и общин. Ваши понятия мирного заселения и развития – иллюзии, прошитые отверстиями от пуль и копий.

Насилие существует, и его нужно тщательно структурировать в рамках ритуалов, организованных согласно паттернам творения и законам устойчивых культур, выработанных на их основе. Насилие, применяемое в этих сильно взаимосвязанных и контролируемых рамках, способствует приведению духа в состояние равновесия и сдерживает призрак заблуждения «я главнее тебя». Все организмы на свете совершают насилие и пользуются его плодами в отношениях взаимных обменов.

Охота на уток ведет к смерти уток. Выкапывание ямса приводит к смерти столь же разумных растений. Если вы бьете вашего партнера, вы получаете копьем в ногу. Охотясь на скатов, вы можете превратиться в ужин для тигровой акулы. Одомашненные существа лишены этой реальности и становятся пассивными получателями насилия – либо его благ, либо его жестоких последствий. И в результате теряют свои преимущества.

Но можно ли обратить вспять одомашненное состояние? На отход от одомашнивания человека и возвращение к нашим выдающимся физическим и умственным способностям хранителей природы потребовались бы столетия. У свиней, сбежавших в буш, на это уходит