– Погоди ершиться, Петруша! Давай поговорим как разумные люди. Напомни, что мы с тобой выяснили по преступлениям, совершённым в нашей губернии.

– Франсуаза Триоле отравила графиню Бельскую, а потом подстроила несчастный случай с её дочерью Ольгой. Зять этой Триоле – ресторатор – по наущению тёщи убил в столице сына Бельских, Михаила, а в нашей губернии тяжело ранил мужа наследницы – Алексея Черкасского.

– Это ты говоришь о первом деле по расследованию гибели Бельских и покушению на жизнь князя Алексея, – кивнул губернатор и напомнил: – А что по убийству в Ратманово?

– Князь Василий Черкасский избил княжну Елену и убил няню, которая пыталась защитить девушку.

– Поскольку мужа Мари-Элен мы уже арестовали, то получается, что по делам, открытым в нашей губернии, мы ищем с тобой двух преступников: француженку Франсуазу Триоле и российского подданного Василия Черкасского, – подвёл итог Данила Михайлович.

Щеглов никак не мог понять, куда командир клонит, оставалось только ждать, пока тот сам всё объяснит. Пока же поручик счёл нужным напомнить Ромодановскому о пропавшей княжне:

– Вы не забыли, что барон Тальзит открыл дело об исчезновении девиц Черкасских? Меньшие нашлись, а княжна Елена – нет. Это ведь тоже наша губерния!

– Ты сам только что сказал, будто князь Алексей лично ищет сестру. Это теперь дело частное, тем более что девушка уехала с французом. Здесь мы с тобой смело можем умыть руки. Ты лучше мне скажи, с какой целью ты пошёл к этой Мари-Элен, если она среди наших преступников не числится, а то, что её матери в доме нет, ты определил ещё раньше.

– Я расспросил лишь одну соседку. Там, напротив их дома, живёт старушка, которая семейство Триоле явно недолюбливает, так она мне сообщила, что Франсуазы в доме давно нет, и новый муж Мари-Элен там тоже не показывался.

Ромодановский кивнул и мягко, как малого ребёнка, пожурил поручика:

– Ну вот ты сам всё и рассказал: не было твоих преступников в доме, давно уже не было. Зачем же было туда лезть?

Как объяснить словами то, что просто чувствуешь? Щеглов знал, что должен это сделать, хотя бы попытаться взять «на испуг» многомужницу Мари-Элен. Однако командир, похоже, не разделял такой уверенности, и Щеглов попробовал объяснить:

– Князь Алексей в разговоре упомянул, что, когда наводил во французском посольстве Петербурга справки о Мари-Элен, его принял виконт де Ментон, и тот явно врал, прикидываясь, что ничего не знает о такой женщине. Нам же известно, что поддельные ассигнации хранились у младшей Триоле, а потом у её матери в шляпной картонке. Теперь не вызывает сомнений, что фальшивые деньги печатались по прямому указанию самого Наполеона, и в Россию могли попасть лишь по дипломатическим каналам. Я решил надавить на Мари-Элен, чтобы узнать хоть что-то о её матери и муже, поэтому и пошёл к ней. Угадайте теперь, кого я встретил в гостиной этой дамы? Виконта де Ментона!

– Так-так-так… – Данила Михайлович сразу же забыл весь свой скептицизм, глаза у него заблестели, и он по привычке затеребил седой ус. – Ну и что этот красавец тебе сказал?

– Как и ожидалось: Мари-Элен не виновата, муж её оболгал, а с князем Василем она рассталась, случайно узнав, что её первый супруг жив. При этом сама дама с перепугу выболтала, что выгнала второго мужа, и тот уехал в Англию.

– Что ж, мы с тобой с самого начала считали, что князь Василий в Англии прятаться будет, ещё письмо посланнику отправляли, – заметил Ромодановский.

Щеглов кивнул, соглашаясь, и продолжил:

– Осознав, что его дама слишком многое разболтала, виконт стал выгонять меня из дома. Тогда я ему прямо сказал, что он сам – главарь фальшивомонетчиков. Де Ментон переменился в лице и стал кричать, что служит в Лондоне, а в Петербурге никогда не был. Я не постеснялся напомнить, что его там видели.

Ромодановский хмыкнул и предположил:

– После этого он стал грозить тебе карами небесными. Кому он собирался жаловаться, королю или Талейрану?

– Министру Фуше, – признался Щеглов и поспешил сказать главное: – Только это совсем не важно. Дело в другом: князь Алексей оставил для меня записку. Вот, почитайте сами.

Поручик протянул командиру небольшой конверт. Ромодановский развернул лист и прочёл:

«Уважаемый Пётр Петрович!

Сегодня государь сообщил мне, что его сестра – великая княгиня Екатерина Павловна – переслала ему из Лондона письмо моей тёти – графини Апраксиной. То самое, которое увезла Елена в ночь своего побега из Ратманово. Мнения его величества и моё совпали: мою сестру нужно искать в Англии. Я выезжаю в Лондон, а Вас прошу располагать моим домом столько, сколько вам угодно.

Искренне Ваш, Алексей Черкасский».

Данила Михайлович сложил лист, аккуратно выровнял его сгибы, и вздохнул.

– Я так понимаю, что ты пришёл просить меня отправить тебя со срочным поручением в Англию?

– Так точно, – обрадовался Щеглов.

– Ну, повод мы с тобой, конечно, придумаем, но ведь ты, Петруша, ещё не всё знаешь. Пока ты по Парижу гулял, я получил письмо от государя. Миссия моя здесь закончена, скоро сдаю полк, а сам отбываю генерал-губернатором в самую западную российскую губернию. Там, сам понимаешь, после боёв – полная разруха. Все с нуля начинать придётся. Так что письмо нашему посланнику в Лондоне я напишу уже, как генерал-губернатор. Это тебе не армейский полковник, а то в прошлый раз даже ответить не соизволили.

– Может, затерялось письмо? – предположил Щеглов. – Война ведь.

– Ну не знаю! В любом случае у генерал-губернатора не затеряется. – Данила Михайлович помолчал и тихо спросил: – А ты-то, Петруша, не хочешь со мной поехать? Дел там невпроворот…

Щеглов смутился. Как он уедет из родных краев? Бросить Щегловку? Но ведь сын когда-нибудь поправится на целебных немецких водах, и жена привезёт Мишеньку домой. Они снова соберутся все вместе… Поручик не знал, что ответить, но, похоже, что командир и так всё понял. Ромодановский смущённо кашлянул в кулак и сменил тему разговора:

– Значит так, я пишу российскому посланнику, что находящиеся в Лондоне князь Алексей Черкасский и его сестра подвергаются опасности. Все остальное я поручаю доложить на словах поручику Щеглову.

Ромодановский достал из ящика своего походного стола лист бумаги, очинил перо и написал обещанное послание. Заря ещё не встала над Фонтенбло, а Щеглов уже покинул лагерь. На душе его было муторно.

Кто их поймёт, душевные капризы? Чего этой душе вообще надобно?.. Убийца хандрил. Ничто его больше не радовало, даже новое приобретение – кавалерийский стек, которым он в последнее время так увлекался, и тот надоел. Убийца выбросил на эту модную игрушку аж пятьдесят фунтов – втрое больше, чем светские вертопрахи, но оно того стоило. Все выглядело так же, как и у других: дерево, серебряные накладки, олений рог на рукояти, вот только был в его стеке один секрет: сними верхнюю накладку – и полое деревянное тело стека упадет на пол, а в руках останется стилет с роговой рукояткой. Пока ещё Убийца ни разу не пустил лезвие в ход, ему хватало деревянного стека с ременной петлёй на конце. Какие восхитительные алые полосы оставляла эта петля на узкой спинке, белеющей среди простыней на разобранной кровати! Жаль только, что всё на свете приедается, и Убийцу совсем перестало забирать.