Эти доводы стали колебать шведов. Они попросили ответную комиссию показать им подтвержденные и докончальные грамоты Христины и «Статейные списки». Когда эти подлинные документы им будут предъявлены, тогда они, послы, по тому примеру «могут иметь в размышлении своем облегчение», т. е. перестанут настаивать на своем требовании, убедившись в прецеденте. Они просили только в «любительной и в докончательной» царских грамотах, которые будут с ними посланы к королю, засвидетельствовать, как они, послы, домогались царской присяги. Боярин охотно согласился на немедленное предъявление документов.

«И октября в 27 день, — т. е. на другой день после четвертой конференции, как читаем в составленной в Посольском приказе записке, — в Посольском приказе прежние свейские Христины королевы грамоты сыскиваны. А по сыску те грамоты явились из Посолского приказу отосланы на Казенной двор[240] и послано о том в поход письмо»[241]. Сохранился черновик этого письма к Ф. А. Головину кого-то из дьяков Посольского приказа. Головин в это время, вероятно, сопровождал Петра в подмосковный поход, о котором упоминается выше в записке Посольского приказа[242]. «Государь мой милостивой Федор Алексеевичь! По твоему, государь, приказу сыскано, что те обе свейские Христины королевы подтверженны в грамоты 143 и 154 годов положены на Казенной двор и запечатаны государевою перстневою печатью. А напред сего для вынятия таких крепостей хаживали на Казенной двор за государеву печать [зачеркнуто: ближ] боярин [зачеркнуто: Илья Данилович Милославской и] да думные люди [зачеркнуто: дьяк] Ларион Лопухин и [зачеркнуто: иные]. И о сем тебе, государю, известив… (не окончено)». Письмо это показывает, что на Казенном дворе в архиве документы хранились за личною печатью государей и даже в помещении, запечатанном этой печатью, что доступ туда происходил с разрешения самого государя и что извлечение документов производилось особой комиссией. И на этот раз для отыскания и извлечения понадобившихся актов назначена была царем специальная комиссия. «Октября в 28 день, — читаем в составленном по этому случаю протоколе, — по именному великого государя указу ходили для сыску тех грамот на Казенной двор боярин князь Петр Ивановичь Прозоровской, окольничие Михайло Тимофеевичь Лихачев, Семен Ивановичь Языков, думной дворянин и печатник Дементей Миничь Башмаков, думной советник Прокофей Богдановичь Возницын, дьяк Борис Михайлов и тех свейских грамот сыскивали и сыскали ящик с свейскими прежними крепостьми. И те крепости с Казенного двора взяты в Посолской приказ и осматриваны; и те свейские прежние грамоты найдены и свейским послом показаваны, посыланы к ним с дьяком с Борисом Михайловым да с подьячим с Михаилом Волковым. И послы те грамоты чли и просили, чтоб с них дать списки. И по приказу боярина Федора Алексеевича Головина велено им, послом, для подлинного ведома те грамоты списать в Посолском приказе. И послы того ж числа присылали в Посолской приказ дву человек своих канцеляристов и те обе грамоты свейской Христины королевы списали. А подлинные грамоты по прежнему отосланы на Казенной двор»[243].

Убедившись в верности того, о чем говорил Головин, послы сдались. На пятом съезде они заявили об отказе от своего требования царской присяги: «Видя те прежние свейской Христины королевы грамоты и смотря и мысля по списком, склонились в поведении своем поступить по его царского величества изволению и по их ближнего боярина с товарищи желанию». Это была дипломатическая победа, одержанная Головиным. Петр освобождался от присяги, тем более для него неудобной, что в эти же самые дни он вел деятельные переговоры о нападении на Швецию.

XX. Продолжение переговоров. Взаимные жалобы

Вопрос о форме подтверждения прежних договоров был главным предметом переговоров, но не единственным. Следовал затем ряд жалоб с русской стороны на причиненные шведским правительством и его подданными обиды. Здесь первое место занимала обида, нанесенная Великому посольству 1697 г. в Риге. Вопрос был поднят Головиным на третьем съезде. Оговорившись предварительно, что упоминает этот случай не «к раздиранию договоров», боярин сказал, что когда великие послы — Ф. Я. Лефорт, он, Головин, и думный советник Возницын имели путь свой через королевство Шведское на Ригу, то, хотя им на границе и до Риги посольского приема и не учинено, как бы следовало по обычаю и по договорам, однако до Риги доехали благополучно. Но в Риге губернатор и рижане градские люди чинили им великое утеснение: съестные и питейные припасы и конские кормы продавали им нарочно дорогою ценою, за постоялые дворы и за перевоз через Двину брали двойную плату и дороже, утеснили русских извозчиков, привезших послов в Ригу: когда те стали распродавать в Риге своих лошадей — понизили на лошадей цену. Посольских людей не пускали свободно ходить по городу для покупки кормов, а водили их под караулами. Шведским послам, проезжающим через Московское государство в Персию, оказывается в Московском государстве всякое вспоможение и даются не только постоялые дворы, но и кормы и подводы. «А они, царского величества послы, в Риге хотя б ласковым словом приветствованы были!» Между тем при посольстве, «хотя и в незнатной персоне, — был сам государь, и рижане об этом знали, — для того посольству такую тесноту и чинили… и великое суровство им показали». Если бы случилось королю быть в Московском государстве, «хотя бы скрытым лицом», а государь бы о том узнал, то воздал бы ему честь не с принуждением, а со всяким удовольствованием. Рижане же сочли посольство за неприятелей или лазутчиков, которые будто бы приехали осматривать и измерять рижскую крепость; послы предложили того из посольских людей, кто бы стал измерять крепость, брать под арест, и, однако, никто взят не был. Да и всего при посольстве служилых людей было 70 человек; что с таким малым числом можно было сделать над крепостью? Хорошо известно, что рижский губернатор и рижские жители такое утеснение посольству чинили не по королевскому велению, а по своему хотению. Если бы смерть короля Карла XI случилась во время их пребывания в Риге, рижане поступили бы с ними варварски, как с неприятелями и злодеями! Когда по приезде в Либаву послы отправили оттуда через Ригу конюха и 10 человек рейтар, то конюх был задержан в Риге, сидел за караулом в ратуше, водили его к губернатору, и едва отпущен; а на рейтар рижане затеяли, будто они кричали и хотели их перестрелять. Обо всех этих обидах посольство по прибытии в Голландию заявляло шведскому послу в Гааге Лилиенроту; он обещал донести королю, но доносил ли, неизвестно, во