— Да не были мы нищими! — Натэлла почти кричала. — А тетка наша — это человек страшный. Характер у нее тяжелый был просто донельзя. Еще когда я только к ним жить переехала и ничего не случилось — за что ей было на меня сердиться? А вот встанем мы утром — она молчит. Позавтракаем — она молчит. И молчание такое тяжелое у нее, что прямо давит. Первое время я недоумевала, думала — за что она на меня злится? Угодить как-то хотела, бывало, подойду — тетя Анечка, а она молчит! Потом так глянет, пробурчит что-то сквозь зубы — и опять полдня молчит.

— Бывают такие люди, жить с ними тяжело.

— Да с ней в одной комнате больше десяти минут не выдержать было! Молчит и молчит, и все время спиной поворачивается. А у нас в семье не так было. У мамы характер веселый, пела она хорошо. А отец гостей любил, чтобы стол большой, все сидят. Отец все шутил, что ему грузинский характер через жену передался — любит большое застолье. Вот, а у тетки в доме народу никого, тихо, как в гробу, да еще она все время молчит.

— Так у нее же муж был?

— Муж… Вот и до мужа дошли, — в глазах у Натэллы внезапно отразилась такая мука, что Надежда не выдержала:

— Господи, Натэлла, не мучайтесь, не рассказывайте, я вовсе не это хочу знать!

— Нет-нет, слушайте, никому я не говорила, видно, пришло время вытащить всю эту историю на свет божий, — Натэлла горько улыбнулась. — Вот так страдала я у тетки, только и радости, что погулять да на танцы сходить. Но поскольку девочка я была домашняя, то все время на улице не привыкла болтаться и дома стремилась бывать. А дома слова сказать не с кем, только теткин муж иногда поговорит да приласкает. Улыбнется, пошутит, в щечку поцелует и все тайком, оглядываясь. Говорит, пусть это будет нашей маленькой тайной. Такая, говорит, у меня хорошенькая племянница, глаз не оторвать, ох, попадет мне от Анны! Так дело потихоньку и шло. Анна бесилась, этот мерзавец свою линию гнул. Я себя не оправдываю, силой меня никто не тянул, но лето кругом, жарко, теткин муж тот еще бабник был, любую мог уговорить, а не то что девчонку зеленую. Сейчас и не представляю, как я решилась, в угаре каком-то была…

Надежда, пораженная, смотрела на Натэллу и вспоминала старуху Анну из Луги и сухой кашель, доносившийся из дома. Вот, значит, как все было! И с этим все они жили много лет…

— В общем, застала нас Анна. Уж не буду описывать, что было, тошно вспоминать. Теперь уж я стала молчать, не разговариваю с Анной и все. Прошел месяц, и поняла я, что подлец этот даже о том вовремя не позаботился, чтобы последствий не было. Не успела я это осознать, как Анна уже все поняла. Она за мной следила, прямо как кобра — знаете, вот ходишь по комнате из угла в угол, она вроде бы головы не поворачивает, а взгляд все время на мне. Прижала меня тетка Анна к стенке, все расспросила, потом и говорит: «Проболтаешься кому — задушу собственными руками!» И так посмотрела, что я поняла — точно она это сделает. Загипнотизировала она меня, как удав кролика. И все девять месяцев я так и жила как в тумане по ее подсказке.

Помню, к акушерке она меня водила, та отказалась аборт на дому делать, кричала на Анну. Не вышло ничего у Анны, тогда она так решила — меня где-нибудь прятать, потом я рожу и от ребенка откажусь. Всю зиму мы жили в таком медвежьем углу — волки по ночам в лесу выли. Знаю, хотела бы Анна, чтобы я там родила, а ребенка она бы удавила своими руками, не дрогнули бы они у нее, но побоялась она, что со мной что-нибудь случится и что старухи тамошние проведают про все, а ведь это подсудное дело. А мне как плохо было всю беременность, все девять месяцев! Сначала — тошнота, а потом, к концу ближе, так все болело! Я молчала, думала, что так и должно быть, а Анна еще и злорадствовала — вот, говорила, нашкодила, так умей отвечать! А только что же она мужу своему этого не говорила! А дальше вы все знаете. Приехали мы сюда, в город, в положенный срок отвела меня Анна в роддом, сестричке в приемном покое денег дала, чтобы приняли… вот и все.

Натэлла внезапно закрыла лицо руками, и Надежда опять поразилась, с какой грацией она это сделала.

— Когда девочка умерла, у меня как камень с души свалился, такое облегчение, вот, думаю, как судьба распорядилась. Нечего нежеланному ребенку на свете делать. Думала, уйду, забуду и тетку и вас всех, все пройдет… но не получилось. Я с Сергеем встретилась, когда мне двадцать девять лет было. А до этого, верите ли, ни на кого смотреть не могла, так и жила сначала с родителями, потом одна. Он мне жизнь подарил и любовь. Показал, как это бывает, когда люди любят друг друга и хотят быть вместе. Все у меня теперь есть, а детей нет. Это мне за то, что радовалась, когда дочка умерла. Нет у меня детей! — с рыданием выкрикнула Натэлла.

«Есть!» — чуть было не сказала Надежда, но вовремя закрыла рот рукой.

Натэлла ничего не заметила. Она уже успокоилась и бездумно смотрела в окно.

— Вот, теперь вы все знаете, что же вам от меня нужно?

— Натэлла, — начала Надежда твердо, — мне нужно, чтобы вы познакомили меня со своим мужем. Если я пойду к нему сама, он просто не станет со мной разговаривать, а мне очень нужно выяснить у него, кто была его первая жена Эля, где она работала и чем вообще занималась. Мне кажется, в этом ключ ко всему. Кстати, он никогда не упоминал при вас такую фамилию — Глебов?

— Не помню. Но постойте, ведь если я вас представлю, я должна буду ему все рассказать?

— Вот именно. Поговорите с мужем, Натэлла. Дело это прошлое, он вас любит, да и тогда вы, в общем-то, ни в чем не были виноваты. Расскажите ему все, Натэлла, иначе это придется сделать мне. Он мне не поверит, возникнут осложнения, и время будет упущено.

Натэлла вдруг встрепенулась:

— Сергей идет! Его машина подъехала!

— Решайтесь, Натэлла!

Натэлла, поняв, что Надежда не оставит ее в покое, кивнула головой.

Они обе встретили Новицкого в прихожей. Увидев Надежду, он удивился. Надежда поздоровалась и рассматривала его, пока он тихонько говорил с женой. Интересный мужчина, подтянутый, лет ему, судя по всему, за пятьдесят, но выглядит моложе. Еще бы, такой жене надо соответствовать!

— Я внизу подожду, на скамеечке.

Она села на лавочке у парадной и задумалась. Двадцать шесть лет назад подонок соблазнил пятнадцатилетнюю девочку. И вот как все обернулось. Теперь все оказались несчастны, а она, Надежда, бегает по городу, следит за преступниками, выслушивает чужие исповеди, боится темных переулков и парадных, и конца всему этому не предвидится. Однако, что-то долго Новицкий не идет, она уже замерзла.

Вот хлопнула дверь парадной, показался Новицкий. Выглядит недовольным, смотрит чуть ли не с ненавистью, еще бы, его драгоценную Натэллу обидели!

— Садитесь в машину, — отрывисто бросил Новицкий, — я вас отвезу.

Они сели в машину, тронулись, но Новицкий свернул в переулок на стоянку.

— Значит, вы утверждаете, что вокруг вас в последнее время творятся странные вещи, — сухо сказал он.