* * *

Это ненадолго. Просто свежий воздух.

Собственный довод показался ей абсурдным – как будто у виллы воздух был несвежим.

Морская прогулка – ты ведь о ней мечтала…

О такой ли? Когда боишься лишний раз повернуть голову, потому что там человек, от вида которого щемит сердце?

А сердце щемило.

«Это просто человек – убеждала она себя, – просто чужой мужчина. Чужой. И ей нет до него никакого совершенно никакого дела».

* * *

– Хочешь искупаться? Здесь есть лесенка – можно не прыгать…

– Не хочу.

– Я на всякий случай оставлю для тебя купальник.

– Оставь.

– Сам поплаваю, не теряй.

Лана не ответила. Через минуту раздался тяжелый всплеск волн, а дальше послышалось фырканье и равномерные гребки.

Посмотреть на то, как Мо плавает, ей хотелось нестерпимо. Ее тянуло туда, где он наслаждался морем и солнцем, где то выныривала, то вновь уходила под воду темноволосая голова. Лето. Вокруг ведь лето, жаркий день – они на яхте, в конце концов…

Лана скрипела зубами и удерживала себя на месте. У нее работа, у нее обязанности – ей нельзя; рука непроизвольно потянулась к разложенным в ряд камням и смешала их в хаотичном порядке.

* * *

О том, что он без нее не может и не хочет, Марио понял ночью. Проснулся, когда рассвет едва занялся, долго думал обо всем: об их странной встрече, о последних днях, о танце… О том, что так, наверное, не бывает, чтобы человек вошел в жизнь и тут же впечатался не в разум, но сразу в душу.

Значит, бывает.

Он бы, вероятно, так и не решился – в нем всегда преобладала жилка «порядочности» (гребаный бизнес), – но Лана наглядно показала, что значит «я близко» и «я далеко». И, ощутив ее «я далеко», Марио едва не взвыл волком – он не хотел далеко, он хотел не просто близко, а очень близко – он, черт возьми, просто очень ее хотел.

Давно не был с женщиной?

И сам же выругался – при чем здесь «с женщиной»? Выстави перед ним в ряд пятьдесят лучших представительниц Пятнадцатого уровня, он ходил бы мимо них, как остолоп-импотент, у которого реакций нет ни в голове, ни в теле. А вот стоило вспомнить Лану…

Сегодня она била его наотмашь то молчанием, то словами, то сухим тоном, то равнодушным выражением лица, и под этим равнодушием он чувствовал, как тлеет в ее груди огонь. Его огонь. Их огонь, черт подери. Он едва не разрушил все, решив, что имеет право выбирать за нее, – нет, не имеет, потому что, как только он начинает решать «за кого-то», он уподобляется пресловутой Кэти – не к месту последняя будет помянута. Да-да, «давай ты сделаешь, как я хочу».

Лана хотела сделать так, как хотела сама.

Он помешал ей один раз. А теперь извелся и сломал голову размышлениями о том, как сделать так, чтобы она захотела приблизиться еще раз.

И пришел к единственному правильному выводу: не приблизится она, приблизится он сам.

– Я думаю, тебе все-таки стоит искупаться, мисси. Вода просто отличная.

– Я занята.

Она снова перебирала камни – касалась их пальцами, поглаживала, изредка сгребала в ладонь, снова, словно игральные кости, высыпала на доски.

Марио намеренно не стал одеваться – остался стоять перед ней в мокрых плавках, под которыми отчетливо просвечивали очертания прижатого тканью члена.

Посмотри на меня… Просто посмотри.

Она не смотрела.

– Снова горишь?

– Послушай, я только-только начала различать сияние в целом и сейчас передыхаю, чтобы после перейти к камням. Думаю, там будет задача посложнее, поэтому постарайся не отвлекать меня.

Не могу.

Вслух Мо выдал как можно беззаботнее:

– Успеешь.

И Лана ожидаемо возмутилась:

– Когда?!

Взглянула на него и… застыла. Он видел, как расширились при взгляде на его практически обнаженное тело ее зрачки, как почти незаметно дернулась гортань, когда Лана судорожно сглотнула. А Мо тлел от наслаждения. Но ровно до тех пор, пока в тот же самый взгляд не закралась обида.

Чертова бухта, чертов он сам… Верни его сейчас туда, и он бы любил ее до пожара во влажных тропических лесах, до утра бы не выпустил из постели. И уже почти плевать на «сияние».

– Жизнь идет.

– Вот именно.

Ей удивительным образом шел купальник, который он подарил, – ярко-желтый с белыми лилиями.

– И она сегодня, Лана.

– Марио…

Он намеренно выводил ее из себя, и у него получалось.

– Жизнь вокруг тебя прямо сейчас.

Член в мокрых плавках некстати пошевелился.

– Я искупаюсь через шесть дней, спасибо, – голос сухой, как у престарелой учительницы.

– Через шесть дней тебе не захочется.

– Это еще почему?

Она вновь уперлась взглядом в его грудь, кое-как заставила себя посмотреть выше – на его лицо.

– Потому что, если я буду мертв, тебе купаться не захочется, а если я мертв не буду – ты будешь занята.

– Это чем, интересно?

– Узнаешь.

Уж он-то точно знал, чем она будет занята. Возможно, она будет этим занята уже сегодня. Если, конечно, он сумеет достучаться, додразнить и раскрошить совершенно некстати возникшую вокруг нее броню. А, может, просто поцеловать? Поцеловать так, чтобы… – его пенис при этих мыслях набух совершенно ощутимо. Мо хотелось поправить его рукой.

Разглядывая его лицо, Лана прищурилась. Она, вероятно, ожидала, что он так и будет кружить вокруг нее побитым псом, и он бы кружил – если бы позволяло время. Но время – элемент критический, оно поджимало хуже мокрых купальных плавок. И Марио перешел в атаку.

– Знаешь, мисс, если ты сейчас не пойдешь купаться, я попросту отберу у тебя камни.

– Нахал! Да кому все это нужно, в конце концов?

– Ты снова горишь.

– Я не горю.

– Купаться, я сказал. Потом обед. А после на эти самые камни у тебя будет час.

– Почему час?

– Потому что через час мы причалим к острову.

Ей пришлось подняться, о да, пришлось. Возможно, поддаться на уговоры ее подвигло грозное выражение его лица, но, скорее, отчетливый абрис члена, который она все-таки заметила. Заметила и моментально покраснела.

– Я искупаюсь. Но не думай после этого меня отвлекать.

И, морщась от неприятного ощущения в затекших ногах, поднялась. Зашлепала босыми ступнями по палубе – на ягодице розовая полоса-след от доски. Марио улыбнулся.