— Извиняйте, — говорил им по-турецки Семенович, — но мы и есть христиане, а вы теперь наши пленные. Давайте перетаскивайте всю воду и пищу к нам на борт, за что вас никто не тронет. Мы будем вас тоже кормить и поить. Познайте наше истинно русское гостеприимство!..

Среди пленных оказалось четыре еврейских купца, предлагавших за себя десять тысяч скуди выкупа, а также две турчанки.

— Кабет не трогать! — строго приказал капитан. — Под страхом смерти! Потерпите до Италии!

— А ваши деньги нам пока не нужны! — бросил он в сторону еврейских купцов. — В нашем случае деньги — ничто. Нам удача нужна, уважаемые торговцы. А ее не купишь!..

Русины непрерывно работали веслами и безостановочно плыли в течение семи дней по направлению к Калабрии, намереваясь пристать затем к гавани в Чевита-Веккии, порте Ориетской области, чтобы высадиться и, поклонившись святому Риму, оставить галеру в подарок Римскому Папе Клименту Десятому и сухим путем добираться далее до Речи Посполитой с ожидаемой помощью Папы.

— А он поможет, обещаю, — успокаивал всех Кмитич. Оршанский князь знал, что Климентий, этот восьмидесятилетний новый Папа, по словам Михала, был хорошим человеком, поддерживающим Собесского и Вишневецкого в их праведной войне с Турцией. С Папой переписывался и сам Михал.

— Папа нам точно поможет, — утверждал оршанский полковник…

На восьмой день после долгого мягкого хода под ярким солнцем по синему искрящемуся морю галера подошла к скалистому островку. Здесь с борта «Цмока» сняли и похоронили тела двух тяжело раненных в бою с турками и умерших человек: московита Мокшина и донского казака. Земли на островке не было, поэтому тела усопших завалили камнями, соорудив над ними из досок православные кресты. Затем все опустились на колени.

— Капитан, отслужите по этим христианским душам службу, ибо нет среди нас священников, — попросил Кмитич. Капитан кивнул и громко прочитал Отче наш.

— Прими, боже, душу раба твоего московитянина Мокшина и…

— Как казака-то звали? — повернул он голову к склоненному в молитве Черкасу.

— Не ведаю, — глухо ответил тот, — Кишкой просто все кликали.

— И душу раба твоего храброго казака Кишки. Да отпусти им все грехи, ибо в борьбе с нехристями искупили сии сполна! Аминь, — закончил Семенович и как-то странно, режущими движениями осенил себя крестом. Рядом всхлипнул молящийся Мустафа. По фиолетовым щекам молодого эфиопа текли слезы…

— Вы православный? — спросил Кмитич, приближаясь к капитану.

— Был, — почему-то в прошлом времени ответил Семенович.

— Был? — удивленно переспросил Кмитич.

— Так, пан полковник, был, — Семенович как-то снисходительно посмотрел на Кмитича, — я ведь из Полоцка, там и родился. Но когда в последний раз был в храме, не помню, хоть утопи. В море, в океане матросам наплевать, пан Самуэль, кто вы — православный, католик или же протестант. Пусть и магометянин! Здесь, в море, свой бог — Нептун. Наверное, правы те сухопутные обитатели, которые говорят, что люди, переплывшие океан, одержимы дьяволом. Мы все, наверное, чуть-чуть язычники.

— Ну, а как же ваши корабельные священники? — спросил Кмитич.

— Так они у себя в каютах первыми молятся Нептуну, чтобы послал попутный ветер, — усмехнулся Семенович, и оба рассмеялись. Кмитич вспомнил, что точно таким же язычником он был и сам, охотясь в лесу, пропадая там днями и ночами, поклоняясь священному дубу Диву… «Моряки, лесные жители… Мы все очень похожи», — думал при этом Кмитич…

— Мой храм — это море, — продолжал Семенович, — это корабли и флот, которого, увы, у меня тоже нет. Стало быть, безбожник я.

— Море — это хорошо, — негромко отвечал Кмитич, — но пока на суше жизнь не отстроим, о каком флоте может идти речь?

Семенович не ответил…

— Хорошо, что мы выскочили на сей островок не случайно, — перевел тему Семенович, указывая на скалы островка рукой, — поскольку, даже не зная района, я понял, что это и есть те зловещие скалы, о которых ранее лишь слышал. А тут еще и погода ухудшается!

— Да вроде нормальная, — пожал плечами Кмитич.

Семенович лишь снисходительно усмехнулся:

— Видишь, как усилилась зыбь?

— Вроде да, немного.

— То-то же!..

Погода и впрямь стала портиться: вокруг солнца образовалось гало, ветер постепенно усилился, а зыбь стала даже выше, чем можно было ожидать. На западе собирались тучи, море становилось бурным, ветер принялся завывать всерьез. Семенович пошел на нос, но, пытаясь убрать большой парус, поскользнулся, зацепился ногой за петлю шкота и упал, перевалившись через низкий борт — как раз в этот момент «Цмок» качнуло на набежавшей волне.

— Человек за бортом! — крикнул Кмитич как заправский морской волк.

Но Семенович, падая, ухватился за шкот и, держась за ванту, быстро вскарабкался из воды на палубу. С него струями стекала вода.

— Убрать паруса! — кричал Семенович. — Сейчас начнется шторм!

Вскоре небо стало темнеть, появилось низкое ливневое облако. Ветер быстро усилился, налетел шквал. Волнение самого моря все нарастало. Было тридцать минут после полудня. Земля на горизонте не была видна из-за легкой дымки. Волны качали галеру, и Кмитича тошнило. Он еще никогда не попадал в шторм, как, впрочем, вообще очень редко плавал на кораблях, но то были речные небольшие суда и совершенно не опасные прогулки. И лишь однажды оршанский князь плавал на морском фрегате в Голландии. Но то была опять-таки короткая и легкая «пробежка» вблизи берега…

Две огромные волны устремились на «Цмока». Семенович тотчас положил румпель на ветер, чтобы увалиться на фордевинд и принять волны прямо в корму… Башнеобразная вершина аспидно-серой волны, словно стена надежной фортеции, начала подниматься над несчастным «Цмоком». Корма галеры задралась.

— Якорь мне в глотку! — кричал Семенович, и Кмитичу стало страшно. «Если этот морской волк кричит такое от страха, что же должен тогда кричать я?» — в ужасе думал Кмитич…

На мгновение нос галеры скрылся под водой светло-серой волны. Струи моря переливались через передний транец… Над «Цмоком» уже возвышался новый большой белый гребень пенящейся воды, кружевная вершина которого накрыла весь транец… Налетевшая волна была отвесная, как крепостные муры Каменца… Кмитич, чувствуя себя бесполезной песчинкой, забрался под скамейку, за что-то ухватившись. До его слуха долетел визг двух турчанок… Вновь налетела лавина воды, послышался сильный треск. В уме пронеслось: мачта сломалась. Стоял страшный грохот, потоками лилась холодная вода, и казалось, что море бурлит, будто кипяток в котле.

— Отче наш, спаси и сохрани! — испуганно молился Кмитич, осеняя себя крестом, полагая, что судно идет ко дну…