Собеседование судья назначила на следующий же день. Присутствовали трое мужчин-заседателей. Они сидели, упершись локтями в колени, пригнув головы. Похоже, были из рабочих. Снова пришлось рассказывать про лагерь, лазарет, про рождение сына, обещания и обман Бахаревых, про их отъезд и кражу сына. Дослушав рассказ до момента, когда Бахаревы тайком скрылись с Юриком, судья прервала меня и обратилась к отцу моего сына:

– Скажите, Бахарев, эта женщина говорит правду?

Ожидая препирательств и лжи, я поразилась его неожиданно краткому ответу: «Да!» – и волнению, которое ему не удавалось скрыть. Казалось, что, слушая меня, он сам впервые отдал себе отчёт в содеянном. Результатом собеседования было единодушное решение: свиданиям матери с сыном – не препятствовать.

– Завтра в три часа дня приходите к нам домой, – сказал Бахарев.

Дальнейшие события развивались настолько стремительно, что помнятся сейчас одним мгновением катастрофы. Едва мы с Н. вошли в квартиру Бахаревых, где Юрик за обеденным столом делал уроки, как Филипп, указав на меня, без каких бы то ни было предисловий отчеканил:

– Юра! Это твоя мать!

Сын испуганно вскинул глаза, тихо выдохнул: «Почему?» – и, не ожидая ответа, медленно, как во сне, вышел из комнаты. Всей силой удар пришёлся по нему. Поговорить с сыном, попытаться вывести его из состояния шока мне не позволили.

– С этим я справлюсь сам. Не беспокойтесь. Сейчас ему нужны только покой и лекарство, – отстранил меня Бахарев.

И только тут я поняла, что с его стороны это был вовсе не срыв, а продуманный во всех деталях дальновидный ход. В доли секунды Бахарев вогнал в психику сына ощущение катастрофы. Воплощением этого несчастья для сына стала я. Его первого несчастья! Залечить, снять это с его души мог теперь только отец. В собственном доме. Без «гостьи», оставшись с ним наедине.

Внезапность нападения. Математика хода. Я с этой тактикой сталкивалась, но законов её не знала.

Несмотря на решение судьи и заседателей «не препятствовать встречам», Бахарев периодически увозил сына из города. Каждое свидание приходилось выпрашивать. А затем он вообще выдвинул совсем бесчеловечное условие. Дальнейшие встречи с сыном отныне должны были проходить в присутствии Веры Петровны.

Говорить и видеться с сыном в её присутствии? Не оставаться с ним вдвоём? Могло ли быть что-нибудь невыносимее?

– Нет, нет и нет! – протестовала я. – Только не это! Только не она!

– Как хотите! Иначе не разрешу! И никакие суды мне здесь не указ! – неколебимо стоял на своём Бахарев.

С завидной энергией, то входя, то выходя из комнаты, Вера Петровна хлопала дверьми, демонстрируя свое недовольство и раздражение. Тем не менее она теперь повсюду следовала за нами третьей.

– Тебе понятно, Юрик, почему герой фильма?.. – наклонялась я к нему в кинотеатре.

– Ой, не забивайте вы ему голову заумными вещами. Он ещё маленький, – тут же вмешивалась она. – Помнишь, Юрочка, как ты купался в таком же море с папой?

Мы ехали в планетарий. Вера Петровна прихватила с собой племянника Серёжу. Живой, смышлёный мальчик то и дело задавал вопросы. Юрик смотрел в окно.

– Не хочешь туда ехать? Так и скажи, – подталкивала его локтем Вера Петровна. – Чего молчишь?

Но Юра ехать хотел, с интересом слушал историю Тома Сойера, которую я рассказывала детям. Он даже недовольно косился на Серёжу – может быть, думал, что я уделяю ему больше внимания.

В планетарии, в царстве вращающихся над нами звёзд, мне хотелось притянуть сына к себе, но я сдержалась. Слишком неподатливы, слишком напряжены были его плечи.

Факта юридического усыновления не было. Бахарев знал, что согласия на это я бы не дала.

– Каким же образом Юра записан в школе как Бахарев, если в свидетельстве о рождении его фамилия – Петкевич? – спросила судья.

Этот простой, правомочный вопрос и помог раскрыть подлог и мошенничество Бахаревых.

– Вам сейчас предстоит узнать нечто сенсационное, – предупредила меня судья при очередной встрече. – Соберитесь с силами. Так вот: вовсе не вы настоящая мать Юры. Не вы его родили, а Вера Петровна.

На столе передо мной были веером разложены не один, а три экземпляра фальшивых метрик сына. В графе «мать» стояло: Бахарева Вера Петровна. Место рождения – не Межог, а другой город. Вместо действительной даты рождения – 12 декабря 1945 года – три варианта: разные числа, разные месяцы и даже разные годы. Бывшая уголовница, имевшая собственного сына, вписала себя матерью в фальшивое свидетельство о рождении моего ребёнка?

Самих себя перед отъездом с Севера «родители» также обеспечили «чистыми» документами. Бытовые статьи, по которым сидела Вера Петровна, больше не тяготели над ней. Ничто не выдавало и того, что Бахарев находился в заключении. Приехав в выбранный им город незапятнанным гражданином, Филипп тут же вступил в ряды КПСС. В скором времени был выдвинут и выбран в депутаты райсовета.

– Это ещё не всё, – продолжила судья. – Главное в другом. Главное заключается в том, что вы опоздали ровно на год. По закону ребёнок с одиннадцати лет сам решает, с кем из родителей хочет остаться. Вы, наверное, понимаете, что на суде Юра скажет: «с ними». Суд обязан будет согласиться с выбором ребёнка.

– А как же быть с тем, что мальчика воспитывают люди, у которых всё основано на воровстве и подлоге?

– За подлог с них взыщут. Но это другой вопрос.

Разумеется, я понимала, кого выберет Юра. Воспользовавшись секундами, когда мы с ним остались вдвоём, я успела ему однажды сказать: «Юрочка, я тебя очень люблю. Я по тебе очень скучаю, мой мальчик. Очень. Вот поедем с тобой в город, где я живу…» – «Зачем?» – прервал меня тут же сын. «Сюда будешь приезжать, когда тебе только захочется». – «Нет», – сказал он своё слово. «Нет, нет» – ответ на всё.

Центром безликой, унылой квартиры Бахаревых был буфет, набитый стеклом и фарфором.

– У вас в доме нет ни единой книги, – заметила я.

– Сегодня нет ни одной, а завтра будет целая библиотека, – ответил хозяин дома.

– Покажи мне свои фотографии, – попросила я сына.

– Какие?

– Все, где есть ты.

Юрочка с отцом идут через поле. Видно, к реке. На отдыхе. На другом снимке – оба стоят около телёнка… Юрик его гладит… Вдвоём с отцом на корточках кормят кур. Сидя на табуретке, отец что-то чинит, а безмятежный, спокойный Юрочка стоит возле него.

Я смотрела на эти снимки как на зримую плоть проживаемой сыном жизни. Видела расторопные движения Веры Петровны, высверк бриллиантовых серёжек в её ушах – и только теперь наконец вполне прозрела: мой сын любит этот дом, этих людей. Каждого в отдельности и обоих вместе.