class="p1">Все засмеялись.

Здесь был клуб, как и у всех белых людей в таких местах. Новым людям всегда были рады. Выставили угощение. Я не ел – мутило.

– Все вышли?

Спецназовцы посерьезнели, командир группы кивнул

– Все. С ранениями, но все. Повезло.

– Всем кроме Кормана – сказал я и выругался

– А этот ваш… дятел что ли? Он тоже жив.

Я не поверил своим ушам

– Как – жив?

– А так. Живучий оказался, хорошо там не оставили. Мы тоже думали, что он все, в багажнике везли. А привезли – доктор его смотреть, и говорит – а он дышит.

…

– Сейчас эвакуации ждет. Доктор говорит – тяжелый, но шансы есть…

***

Медицинский модуль я отыскал уже потемну.

Охраны толком не было – я пробрался внутрь, включил фонарик, провел светом. Сразу увидел Кормана – он был под капельницей, но глаза были открыты. Он смотрел на меня.

Я подошел ближе. Встал на колени

– Корман? Слышишь меня? Говорить можешь?

…

– Кто у тебя в Кремле? Кто крышевал в Сирии?

…

– Скажи, кто в Кремле.

Корман шевельнул рукой, я вдруг догадался

– Писать хочешь? Сейчас вот… на. Сейчас, фонарик включу… пиши.

02 декабря 2019 года. Лэнгли, штат Виргиния. Контртеррористический центр имени Джорджа Буша

Когда деревья были большими.

Мы прятались в тени под ними.

Мы, как-то иначе любили.

Мы смотрели вперед и мечтали.

Что счастье несут нам дали.

А не боль и печали…

Руставели

Марио Ван Зант этим утром проснулся рано – хотя и лег он поздно, и спал – плохо. Он выпил две чашки кофе, хотя доктор рекомендовал подумать, перед тем как выпить даже одну. Надел серый костюм с черным галстуком, который заказал в Москве в свое время – там, в ателье которое когда-то шило для членов Политбюро, шили как в Лондоне – но Политбюро не стало и они выполняли частные заказы. Ван Зант заказал там несколько костюмов – теперь ателье называлось «Президент-Сервис» как символ победы в Холодной войне. Он, американец из Бруклина – теперь одевается там же, где шили Брежневу и Горбачеву! Эти костюмы он надевал только по самым торжественным случаям. А сегодня и был как раз такой

Он ехал на работу.

Его проводили с почетом, подарили золотые часы и отметили в благодарности президента, у него была награда, которую дают только разведчикам – но все это было пустое. Он был шпионом. Он тридцать с лишним лет проработал шпионом. И выйдя в отставку, не перестал им быть.

Он всегда мечтал о возвращении…

Знакомая дорога. Знакомые деревья. Только теперь они стали большими. Он помнил, кто их сажал. И помнил, где растет его дерево…

Теперь они стали большими…

Холл КТЦ не был таким пафосным, как холл главного здания. Там его встретил молодой человек с целой коллекцией электронных карточек на шнурках на шее.

– Сэр. Вы Марио Ван Зант?

– Совершенно верно?

– Позвольте, я вас провожу.

– В этом здании?

– Простите?

– Я говорю, меня ждут именно в этом здании?

– Да, сэр, в этом.

– А почему не в основном?

– Сэр, предстоит брифинг, нужен зал.

– А тот что в старом здании?

– Он давно не используется, сэр. Там аппаратура черт знает каких годов, никто даже не берется ее чинить…

А он помнил этот зал. Так, как будто вышел на минуточку покурить. Старый, узкий настолько, что туда с трудом влез стол со стульями, и к своему месту приходилось протискиваться. Стены примерно по грудь облицованы деревянными панелями. Карта Советского союза на стене. Гас Хэтэуей, специальный помощник директора ЦРУ, известный тем что в Москве, в бытность свою начальником московской станции, начистил морды советским пожарным, которые приехали тушить загоревшееся ни с того ни с сего американское посольство – так вот, Гас Хэтэуей ругался громче всех, когда протискивался на свое место. Потом он занимался демонтажом Штази и разбором полученных материалов. Гаст Авракотос, бывший начальник афинской станции, это он добился роста ассигнований на поддержку моджахедов со ста пятидесяти тысяч долларов в год до миллиарда долларов и залил Афганистан кровью советских солдат. Милтон Берден, бывший начальник станции в Пешаваре, последний начальник советского отдела. Где они все? Мастодонты, погибшие во время большого отлива. Где они все, когда вода снова стремительно прибывает?

На лифте они все поднялись наверх. По непривычно широким – в старом здании были узкие, плохо отделанные коридоры, по которым едва ли не бегали – коридорам они дошли до зала, где проводится брифинг. Там Ван Зант увидел всего несколько человек, среди которых он опознал и Директора.

– Марио…

…

– Рады вас снова видеть…

Ван Зант отмахнулся:

– Пустое. Что произошло?

Собравшиеся молчали

– Что произошло? Путин умер?

Директор улыбнулся.

– Пока нет.

Заговорил Том Бриггс, на которого он работал неофициально:

– Это я предложил вас позвать, Марио. Нам нужен… взгляд со стороны, скажем так.

– Взгляд со стороны на что?

– Скажем, на русскую душу, – сказал директор, – вы тридцать лет работали по России, больше.

– Чушь, – сказал Ван Зант, – русскую душу не могут понять даже сами русские. Это великая тайна человечества.

– В таком случае, нам нужно второе мнение.

– Второе мнение нужно тем, у кого рак. У нас что – рак?

Директор вздохнул

– Нет. Но мы боимся заразиться… В нашей работе рак – заразен. Все – заразно.

***

Видео на большом экране. Озвучка на русском, но никто не переводит. Судя по дате – достаточно свежее…

На экране ночь. Какая-то улица. Дома.

Потом камера выхватывает, как что-то горит. Это машина.

Человек, кричащий, что сейчас баллоны рванут. У него что-то в руках.

Еще люди.

Снова улица.

Запись обрывается.

– И что это?

– Это запись теракта в Магнитогорске, Россия. Точнее, Россия официально так и не признала, что это был теракт. Они утверждают, что взорвался баллон с газом. Но по соцсетям – ходит это видео и утверждения очевидцев, что слышали выстрелы.

– Окей. И?

– А вот это вот прислали нам. В посольство в Каире. Информацию мы заблокировали, но с этим надо что-то делать.

Новое видео. Какая-то комната, черный флаг. Люди с автоматами.

– Нет Бога кроме Аллаха, кого Аллах направил, того никто не собьет, а кого Аллах сбил, того никто не направит. Долгие столетия земли мусульман находились под властью кяфиров, но СубханАллах, куфарской и джахильской власти приходит конец по всему миру, в том числе и на моей земле. Все большее число людей из разных народов принимает веру в Аллаха, могущественного, достохвального, у которого нет сотоварища, и направляется