Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Здесь был клуб, как и у всех белых людей в таких местах. Новым людям всегда были рады. Выставили угощение. Я не ел – мутило.
– Все вышли?
Спецназовцы посерьезнели, командир группы кивнул
– Все. С ранениями, но все. Повезло.
– Всем кроме Кормана – сказал я и выругался
– А этот ваш… дятел что ли? Он тоже жив.
Я не поверил своим ушам
– Как – жив?
– А так. Живучий оказался, хорошо там не оставили. Мы тоже думали, что он все, в багажнике везли. А привезли – доктор его смотреть, и говорит – а он дышит.
…
– Сейчас эвакуации ждет. Доктор говорит – тяжелый, но шансы есть…
***
Медицинский модуль я отыскал уже потемну.
Охраны толком не было – я пробрался внутрь, включил фонарик, провел светом. Сразу увидел Кормана – он был под капельницей, но глаза были открыты. Он смотрел на меня.
Я подошел ближе. Встал на колени
– Корман? Слышишь меня? Говорить можешь?
…
– Кто у тебя в Кремле? Кто крышевал в Сирии?
…
– Скажи, кто в Кремле.
Корман шевельнул рукой, я вдруг догадался
– Писать хочешь? Сейчас вот… на. Сейчас, фонарик включу… пиши.
02 декабря 2019 года. Лэнгли, штат Виргиния. Контртеррористический центр имени Джорджа Буша
Когда деревья были большими.
Мы прятались в тени под ними.
Мы, как-то иначе любили.
Мы смотрели вперед и мечтали.
Что счастье несут нам дали.
А не боль и печали…
Руставели
Марио Ван Зант этим утром проснулся рано – хотя и лег он поздно, и спал – плохо. Он выпил две чашки кофе, хотя доктор рекомендовал подумать, перед тем как выпить даже одну. Надел серый костюм с черным галстуком, который заказал в Москве в свое время – там, в ателье которое когда-то шило для членов Политбюро, шили как в Лондоне – но Политбюро не стало и они выполняли частные заказы. Ван Зант заказал там несколько костюмов – теперь ателье называлось «Президент-Сервис» как символ победы в Холодной войне. Он, американец из Бруклина – теперь одевается там же, где шили Брежневу и Горбачеву! Эти костюмы он надевал только по самым торжественным случаям. А сегодня и был как раз такой
Он ехал на работу.
Его проводили с почетом, подарили золотые часы и отметили в благодарности президента, у него была награда, которую дают только разведчикам – но все это было пустое. Он был шпионом. Он тридцать с лишним лет проработал шпионом. И выйдя в отставку, не перестал им быть.
Он всегда мечтал о возвращении…
Знакомая дорога. Знакомые деревья. Только теперь они стали большими. Он помнил, кто их сажал. И помнил, где растет его дерево…
Теперь они стали большими…
Холл КТЦ не был таким пафосным, как холл главного здания. Там его встретил молодой человек с целой коллекцией электронных карточек на шнурках на шее.
– Сэр. Вы Марио Ван Зант?
– Совершенно верно?
– Позвольте, я вас провожу.
– В этом здании?
– Простите?
– Я говорю, меня ждут именно в этом здании?
– Да, сэр, в этом.
– А почему не в основном?
– Сэр, предстоит брифинг, нужен зал.
– А тот что в старом здании?
– Он давно не используется, сэр. Там аппаратура черт знает каких годов, никто даже не берется ее чинить…
А он помнил этот зал. Так, как будто вышел на минуточку покурить. Старый, узкий настолько, что туда с трудом влез стол со стульями, и к своему месту приходилось протискиваться. Стены примерно по грудь облицованы деревянными панелями. Карта Советского союза на стене. Гас Хэтэуей, специальный помощник директора ЦРУ, известный тем что в Москве, в бытность свою начальником московской станции, начистил морды советским пожарным, которые приехали тушить загоревшееся ни с того ни с сего американское посольство – так вот, Гас Хэтэуей ругался громче всех, когда протискивался на свое место. Потом он занимался демонтажом Штази и разбором полученных материалов. Гаст Авракотос, бывший начальник афинской станции, это он добился роста ассигнований на поддержку моджахедов со ста пятидесяти тысяч долларов в год до миллиарда долларов и залил Афганистан кровью советских солдат. Милтон Берден, бывший начальник станции в Пешаваре, последний начальник советского отдела. Где они все? Мастодонты, погибшие во время большого отлива. Где они все, когда вода снова стремительно прибывает?
На лифте они все поднялись наверх. По непривычно широким – в старом здании были узкие, плохо отделанные коридоры, по которым едва ли не бегали – коридорам они дошли до зала, где проводится брифинг. Там Ван Зант увидел всего несколько человек, среди которых он опознал и Директора.
– Марио…
…
– Рады вас снова видеть…
Ван Зант отмахнулся:
– Пустое. Что произошло?
Собравшиеся молчали
– Что произошло? Путин умер?
Директор улыбнулся.
– Пока нет.
Заговорил Том Бриггс, на которого он работал неофициально:
– Это я предложил вас позвать, Марио. Нам нужен… взгляд со стороны, скажем так.
– Взгляд со стороны на что?
– Скажем, на русскую душу, – сказал директор, – вы тридцать лет работали по России, больше.
– Чушь, – сказал Ван Зант, – русскую душу не могут понять даже сами русские. Это великая тайна человечества.
– В таком случае, нам нужно второе мнение.
– Второе мнение нужно тем, у кого рак. У нас что – рак?
Директор вздохнул
– Нет. Но мы боимся заразиться… В нашей работе рак – заразен. Все – заразно.
***
Видео на большом экране. Озвучка на русском, но никто не переводит. Судя по дате – достаточно свежее…
На экране ночь. Какая-то улица. Дома.
Потом камера выхватывает, как что-то горит. Это машина.
Человек, кричащий, что сейчас баллоны рванут. У него что-то в руках.
Еще люди.
Снова улица.
Запись обрывается.
– И что это?
– Это запись теракта в Магнитогорске, Россия. Точнее, Россия официально так и не признала, что это был теракт. Они утверждают, что взорвался баллон с газом. Но по соцсетям – ходит это видео и утверждения очевидцев, что слышали выстрелы.
– Окей. И?
– А вот это вот прислали нам. В посольство в Каире. Информацию мы заблокировали, но с этим надо что-то делать.
Новое видео. Какая-то комната, черный флаг. Люди с автоматами.
– Нет Бога кроме Аллаха, кого Аллах направил, того никто не собьет, а кого Аллах сбил, того никто не направит. Долгие столетия земли мусульман находились под властью кяфиров, но СубханАллах, куфарской и джахильской власти приходит конец по всему миру, в том числе и на моей земле. Все большее число людей из разных народов принимает веру в Аллаха, могущественного, достохвального, у которого нет сотоварища, и направляется