Я смотрю ей в глаза. Я беру ее руку.

– Это правда. Чистая правда. – Она словно сейчас упадет в обморок. Но, очевидно, она хочет узнать что-то еще. Я снисходительно говорю: – Давай, спрашивай.

Она колеблется, отводит глаза, потом собирается с духом и спрашивает:

– Вы саентолог?

– Нет, – отвечаю я. Но без неуважения.

– А, – говорит она так, будто узнала что-то важное.

Я всегда знал, что Мэл меня ненавидит. Что глупо, если знать все факты. Я, вероятно, спас ему жизнь, а не разрушил ее. И научил его кое-чему в реальности, как это бывает в военное время. Он пытается скрыть ненависть или делает вид, что скрывает, но мы оба знаем. Теперь она перешла на другой уровень. На его лице я вижу записи Мэгги и меня. Он ненавидит меня еще больше, потому что думает, что я получаю что-то, чего не получает он. У него офицерский менталитет. Он действительно считает, что офицеры – это высшая порода, и что они заслуживают больше денег, лучшей еды, шикарных клубов, дорогого алкоголя, роскошных кисок, и что цель существования низших чинов – уверить высшие чины в том, что они лучше кого-то.

– Я хочу отпуск без содержания.

– Почему ты просто не уволишься. Ты же у нас теперь звезда.

Я не хочу просто увольняться. Может быть, я хочу, чтобы мы с Мэгги любили друг друга. Но я еще не потерял ощущение реальности. Я знаю, что играю в игру. Я помню, что магнитофонные записи – фальшивка. Я не рассчитываю стать ее советником и исполнительным продюсером, новым подражателем Джона Питерса.

– Мне нужен отпуск без содержания, Мэл.

– Это не предусмотрено политикой компании. Только если по болезни или по уходу за ребенком.

– Политика компании предусматривает предоставление отпусков по усмотрению руководства, – обычно они предоставляют его, фактически настаивают на нем, потому что это в интересах «Секьюрити». Например, когда они хотят, чтобы вы выполняли работу, с которой они не хотят связываться. Я делал это, меня отправляли в такие отпуска, так что я чувствую, что имею право на это сейчас, когда я хочу этого по своим собственным причинам.

– Что ж, Джо, я готов рассмотреть этот вопрос. Почему бы тебе не изложить его в письменном виде. Я проконсультируюсь с Чикаго и свяжусь с тобой, – говорит он. Он имеет в виду «я собираюсь подкалывать тебя, заставлять тебя спрашивать об этом пять или шесть раз, откладывать это дело с дурацкими отговорками, а потом, когда я сочту время наиболее подходящим, я скажу нет».

– Я бы хотел уладить этот вопрос сейчас, Мэл. У меня есть дела.

– Конечно, у тебя дела, – говорит он, – но такова процедура. У нас есть каналы. У нас есть процедуры.

– Мэл, ты хочешь устроить разборки из-за этого прямо сейчас?

– Я просто хочу, чтобы вы делали все как положено. По каналам. И, черт возьми, пока я руковожу этим офисом, все будет делаться именно так.

Теперь у меня есть тузы, которые я могу бросить на стол и, вероятно, превзойти все, что есть у него на руках. Если мы начнем войну, возможно, я выиграю, а возможно, мы оба проиграем. Но как бы с этим справился подражатель Джона Питерса, продюсер-любовник, бриллиантовый парень?

– Вот что я тебе скажу, Мэл, детка. Я понимаю, к чему ты клонишь, и уважаю тебя за это. Правда. Компания должна управляться упорядоченно. Прямо как в армии. Поверь мне, меньше всего на свете я хочу нарушать порядок. У меня есть одна мысль. В экстазе момента я как бы забыл, что у меня куча отгулов. Целая куча накопилась. По крайней мере восемь, девять… десять недель. Только за последние три года. Может быть, больше. Кроме того, мне причитается по меньшей мере три месяца отпуска по болезни.

– Это частная компания, – срывается Мэл, – мы не используем больничный как псевдо-каникулы. Отпуск по болезни – только для тех, кто болен или получил травму, и это политика компании.

– Мэл, я пытаюсь сделать все проще для всех и без конфликта. Что я собираюсь сделать, так это изложить свою просьбу об отпуске в письменном виде, как ты и просил. И я готов поспорить, что вы сможете утвердить его за неделю, максимум за десять дней. Задолго до того, как закончится мой отпуск…

– Кто, мать твою, сказал, что ты сейчас можешь взять отпуск?

– У меня есть такое право. Я беру его, – отвечаю я спокойно.

– Ты на задании. Оставайся на задании.

– Я закончил с этим заданием. Спасибо, Мэл.

– Меня не волнует, что Магдалена Лазло сосет твой член. Это не значит, что для меня ты какой-то особенный. Не забывай, я все знаю про тебя. Про реального тебя.

– Мэл, это было грубо. – Я остаюсь спокойным. Это игра, а не уличная драка. – Ты оскорбил женщину, которую я люблю. Ты оскорбил клиента этой компании. Я не хочу, чтобы ты так поступал. Я не хочу, чтобы это превратилось в обмен оскорблениями или нецензурными высказываниями в адрес друг друга или кого-либо еще. Я не хочу, чтобы это превратилось в физическую конфронтацию, – это неправда. Я бы с удовольствием. Но магнитофоны в компании могут быть наготове, и я знаю, что диктофон в моем кармане наверняка работает. – Поэтому я предлагаю следующее: не отклоняй мою просьбу об отпуске. Я напишу заявление на отпуск. Как ты и просил. Подумай: чем быстрее ты его одобришь, тем быстрее компания снимет меня с довольствия и прекратит выплачивать мне зарплату. Если потребуется больше, чем десять недель или три месяца, то я уверен, что какой-нибудь врач признает меня непригодным к работе, и мы сможем оформить больничный. Но я уверен, что в этом не будет необходимости.

– В чем проблема, любовничек? – говорит он. – Боишься, что она бросит тебя через пару недель ради кого-то, кто получше трахается?

– Извини, Мэл. Ты пытаешься спровоцировать меня на жестокость? Такая грубость просто неприемлема. Если бы я записывал этот разговор, думаю, твоя карьера оказалась бы в опасности, – конечно, он понимает, что я записываю все на диктофон.

– Ты был проблемой во Вьетнаме. Здесь ты тоже проблема. Ты думаешь, что все будет по-твоему. Но я тут главный. Больше такого не будет.

– Мэл, я предлагаю тебе разумный способ уладить вопрос.

– Просто вали отсюда, – говорит он.

Я встаю. Я наваливаюсь на его стол. Я смотрю на него сверху вниз:

– Мэл, ты переходишь все границы.

– Ты валяешься в дерьме, а в итоге получаешь розы. У меня