На одном из участков нашего пути из подлеска внезапно выскочили боевые тигрицы Людины. Наши жеребцы шарахнулись в стороны, а некоторые взвились на дыбы. Через некоторое время кони успокоились, и, поурчав немного, тигрицы удалились. Впоследствии на глаза они нам попадались довольно редко. Хотя чувствовалось, что они трусили где-то невдалеке, как обычные фермерские собаки. Но мы знали, что тигрицы разведывали дорогу впереди и наблюдали за происходящим позади нас. Каждый вечер наши полосатые подруги на время подходили к костру, недолго крутились рядом и потом исчезали. Иногда они приносили нам оленей на ужин. Я всегда чувствовала взгляд желтых тигриных глаз, охраняющих нас и контролирующих местность вокруг.

На закате очередного дня мы заметили красное зарево на предвечернем небе.

– Или мы сбились с пути, или солнце заходит на севере, – проговорила рядом ехавшая Вагна.

– Нет, сестра, это пожар, – ответила я. – Просто ветер дует не в нашу сторону.

– Дальше не поедем, заночуем здесь, – скомандовала Вагнеса.

В наступивших сумерках пожар разгорался все сильнее и сильнее, и теперь казалось, что пылает весь северный небосклон. Иногда даже чувствовался запах дыма, хотя ветер и не менялся. К утру пожар догорел, но тревога не покидала нас. Всю ночь слышался волчий вой и слабые звуки, похожие на человеческие крики.

Утром через несколько часов мы добрались до места, где прежде было поселение. Поля вокруг него обгорели, а от домов остались обугленные каркасы.

– Чем это воняет? – спросила Вагнеса, втянув в ноздри воздух.

– Тухлой рыбой, – ответила я.

– Не обманывайся, Никатея, – проговорила Вагна. – Это вкус грядущего. Пойди лучше посмотри.

Я слезла с лошади и пошла к ближайшему дому, тихо ступая по обгоревшей траве. Вагна смотрела мне вслед с мучительным выражением, которое появлялось у нее на лице в минуты сомнений.

Я приблизилась к дому, и запах стал сильнее. Нет, это не было похоже на тухлую рыбу: воняло гораздо хуже. Я сморщила носик. Запах стал еще мерзостнее. Человеческие трупы – вот что это за рыба.

За домом стояла длинная виселица из пожелтевших брусьев. Существа, бывшие прежде людьми, висели на ней вверх ногами, а вороны клевали их, перелетая с одного на другой. Порыв ветра качнул ближний труп, и он повернулся на цепи. Вороны склевали ему все лицо, а зеленые внутренности и куски гниющего мяса свисали со вспоротого живота. Рядом валялась оторванная по самое плечо рука, обглоданная до костей.

Я все-таки заставила себя рассмотреть всех. Они был изуродованы еще до повешения, а вороны только выклевали им глаза и подпортили лица. От последнего в длинном ряду осталась только нога – она так и болталась на цепи, колтыхаясь на ветру. Омерзительное и жалкое зрелище. Такое могли сделать только нелюди.

Подъехала Вагна, держа моего жеребца под уздцы.

– У амазонок Глории разум помутился от наркотического зелья, – голос сестры звучал глухо и напряженно. – Лично мне неймется найти Глорию и спустить с нее шкуру.

Судя по ее голосу, она именно так, буквально, и собиралась поступить.

Из-за развалин выехал дозорный патруль. Элиза держала на руках маленькую девочку, не старше двух лет. Она все время прерывисто плакала, словно у нее в горле что-то застряло.

Вагнеса приказала поместить девочку в обозную повозку. Но к вечеру она умерла. Девочка была слишком маленькой, чтобы перенести свою трагедию. Это время не для нее – ей придется родиться в этом мире еще разок.

Амазонки Глории сделали свое дело. В этом поселении не осталось больше людей. Ворота были выломаны, дома сожжены и разграблены. Единственными живыми существами здесь были одичалые собаки, которые разбегались в разные стороны при нашем появлении.

За поселением мы попали в край выжженной земли и вечно окутанных зловонными испарениями болот. Это была унылая, пропитанная смрадом разложений часть острова. Вагнеса решила сократить путь, однако уже через несколько часов начала сомневаться в правильности своего решения. Покрытая мхом земля таила множество ловушек, и нам приходилось напряженно глазеть по сторонам и под ноги. Лошади постоянно попадали в ямы, до краев наполненные зловонной жижей.

Наконец мы выехали на лежащую внизу сухую долину, прорезанную лентой широкой реки. На севере возвышались высокие и скалистые предгорья массива Матабар. Словом, все было прекрасным. Наше настроение должно было улучшиться. Но не улучшилось…

Вскоре вернулись разведчицы с известием, что половодье смыло деревянный мост у Священного Камня.

– Так высоко река не поднималась уже несколько лет, – доложила Элиза. – И может подняться еще выше: на севере льют проливные дожди.

– А других мостов поблизости нет? – спросила Вагнеса.

– Нет. А броды стали непроходимыми, – ответила Элиза. – Придется двигаться к городу Бардо. Но дорога к нему очень плохая, если ее вообще можно назвать дорогой.

– Будем двигаться по этой дороге вблизи холмов, – сказала Вагнеса, обернувшись назад. – Есть информация, что в этих местах полно всякой дряни.

– А может, выйдем на открытое пространство? – спросила Луиза. – Среди холмов могут таиться враги.

– Вокруг нас боевые тигрицы, – отозвалась Элиза. – Так что врасплох нас никто не застигнет. – И бодро улыбнувшись, она пустила своего жеребца рысью.

После ее слов Вагнеса закрыла глаза и расслабилась, позволяя мыслям течь свободно, плыть по информационному полю. Ее мысли дрейфовали, нащупывая то, что должно было где-то быть. Она нащупывала своих сестер по духу – амазонок-воительниц Глории. Ей не нравилось так о них думать, но таковыми они ранее были.

Есть! Она почувствовала их, почувствовала разум воительниц. Их мысли обрушились на нее каким-то водоворотом эмоций и образов. Несмотря на разделяющее пространство, она чувствовала присутствие небольшой их группы. Вагнеса посмотрела направо и тихо ожесточенно выругалась.

– Никатея! Тебе пора прогуляться, – крикнула Вагнеса. – Возьми трех воительниц и проверь местность за лесом. Только будь осторожна, где-то там рыскают фанатички.

– Я готова.

– Ну, тогда в путь, – приказала Вагнеса. – Будем надеяться, что фортуна не покажет вам зад.

Я махнула рукой Луизе и еще двум воительницам. Мы с места взяли в галоп и поскакали в сторону леса. Оказавшись среди редких деревьев, мы перешли на шаг.

Мой жеребец по кличке Лорд пофыркивал и задирал голову. Лорда, жеребца черной масти с едва заметным золотистым блеском на шерсти, я прозвала так за высокомерие и напыщенность. Сейчас он нервно потряхивал гривой, реагируя на гнетущую тишину. И еще он чувствовал мое раздражение и нетерпение.

Мы продвигались, соблюдая осторожность. Каждая из всадниц чувствовала, что впереди не все в порядке. Наши руки лежали на рукоятях мечей. Никто не знал, чего ожидать, но все понимали, что ждать осталось недолго.