будет стоять насмерть. – Что за глоткострастие? С ума сошел? Под реквизицию метишь?

Александр не отступал, и Василий Евсеевич с отчаянием добавил:

– Хочешь подвести бедняжку Жанетту, которая, рискуя собой, добывает нам эти скудные крохи?

Александр сдался:

– Тогда пусть хотя бы яблочный пирог испечет. Вон сколько яблок еще с зимы осталось.

– А из какой муки мы этот пирог сделаем? – воскликнул дядя.

– Да из любой.

– Ишь ты, какой щедрый! Люди сейчас осьмушке секционного хлеба как богоявлению радуются, а ты будешь перед ними своим пирогом из белой муки похваляться?

Александр молча снял с гвоздя окорок и сунул его в корзину. Дядюшка выхватил окорок и спрятал его за спину.

– Ладно, – сдался он, – так и быть. Пусть меня укоряют в мотовстве и транжирстве. – Жестом Авраама, жертвующего собственным первенцем, пересыпал в корзину яблоки: – Вот! Доволен? Лукуллово пиршество, жемчуг перед свиньями!

Александр подхватил корзину с посудой и вышел. Дядюшка проводил его любящим взглядом, вернул два яблока на полку и поспешил за племянником.

ВДОЛЬ УЛИЦЫ УЖЕ стояли накрытые скатертями столы. Дворник Пьер колдовал над жаровней с дымящейся требухой. Жанетта помогла Ворне разложить угощение.

Габриэль заняла место в середине стола. Она разрезала рыбный пирог и с помощью Жанетты передавала куски остальным трапезничающим. За последние месяцы мадемуазель Бланшар похудела, взгляд стал жестче, исчезла детская округлость щек. Даже волосы она теперь собирала в суровый узел на затылке, под ним на тонкой шее обнажилась трогательная ложбинка. От этой ее новой бестелесности и от беззащитного затылка теснило сердце. Какой-то рок – все время подозревать ее, только чтобы каждый раз оказывалось, что она вовсе не виновата. Так было с мадам де Жовиньи, с Нодье и с Рюшамбо. Драгоценности из ломбарда наверняка попали к ней от гвардейца в качестве платежа за попытку тетки спасти королеву. И никакого доказательства ее причастности к доносу на Люсиль Демулен у Александра тоже нет. И все же он бы чувствовал себя лучше, если бы Люсиль не выдала Габриэль свои планы.

Жанетта усадила молодого Ворне между собой и Василием Евсеевичем, напротив Габриэль. Справа от той расположился Шевроль, расставив локти и водрузив дубину меж коленей. Коммунар старательно делал вид, что не замечает Александра, и Воронина это полностью устраивало. Пусть сидит себе. Даже если мадемуазель Бланшар не застрелила ни одного ростовщика и не накатала ни единого доноса, Воронин не собирался соперничать за нее ни с санкюлотом, ни с Давидом. После казни Демулена ему жить расхотелось, не только морочить голову себе и соседке.

За дядюшкой устроились Бригитта Планель и чета ее упитанных друзей, с которыми Воронин когда-то столкнулся на лестнице: рыжий усач и его по-прежнему всем недовольная жена. Они представились добрыми патриотами Брийе.

– А вы живете тут, в приходе Сен-Жерве? – спросила Габриэль.

Чета Брийе переглянулась. Бригитта быстро ответила вместо них:

– А тебя не касается, где они живут. Захочу и сдам им апартаменты в своем доме.

Габриэль так дернула край скатерти, что стаканы покачнулись. Через стол перегнулась к Планелихе:

– Какие апартаменты ты им сдашь? Обе квартиры у тебя в доме заняты, гражданка.

Бригитта невольно отшатнулась, но тут же сложила руки на груди и торжествующе заявила:

– А мы ждем, когда некоторые из бывших на государственные съедут! Долго-то ждать не придется!

Габриэль вспыхнула, локтем толкнула Этьена. Он заворочался, как разбуженный зимой медведь:

– Кого ты называешь бывшими?

Планелиха поджала губы, сняла крышку со своей кастрюли, опустила в нее половник и с нескрываемым торжеством процедила:

– Бывших нынче много стало. Эбертисты теперь тоже бывшие. Гильотина по всем вам плачет!

Габриэль нацелилась на домовладелицу тяжелым, немигающим взглядом. Этьен заворчал и подтянул палицу к себе поближе, но Василий Евсеевич жестом миротворца воздел бокал:

– Бригитта, голубушка, это дружественный ужин, а не заседание трибунала. Выпьем вместе этого веселящего вина! – отхлебнул, поперхнулся, осторожно понюхал темную жидкость, глубоко вздохнул, пробормотал: – Дареному коню в зубы не смотрят… – и стоически опорожнил чашу. – Бригитта, позволь угостить тебя нашей жирной и вкусной селедкой!

К столу подошел гражданин, ответственный за ужины в секции Дома коммуны:

– Привет и братство! У вас с краю свободные места, добрые патриоты. Примите в свой дружный круг гражданку Нодье с детьми.

Василий Евсеевич тут же приподнялся и с полупоклоном поприветствовал прибывших:

– Прошу вас, прекрасная гостья, украсить собой и вашими детками наше скромное застолье!

Пышная булочница улыбнулась из сердцевины белоснежного батистового чепчика и села рядом с Габриэль, усадив за собой двух маленьких девочек и плотного сына-подростка. Все четверо одинаково белобрысые, безбровые и краснощекие Нодье напоминали присыпанные мукой сдобные булочки.

Александр тоже радушно встретил вдову:

– Добрый вечер, дорогая гражданка Нодье.

Накрахмаленный чепчик тряхнул оборками:

– Приятно встретиться вне лавки. Меня можно просто Розали звать.

Розали оглядела длинный стол, заметила сидящую на другом конце домовладелицу и улыбка ее погасла. Она обернулась к детям, как бы удостоверяясь, что загораживает их собой.

– К сожалению, гражданин Ворне, тут выбирать, с кем за одним столом окажешься, не приходится. Хорошо, что вы тут. – Сняла салфетку со своего блюда: – Угощайтесь. Мои знаменитые бриоши на настоящем сливочном масле. Сейчас во всем Париже таких не найдете.

Бриоши были густо намазаны мармеладом и источали невыносимый соблазн. Василий Евсеевич не заставил себя упрашивать:

– С вашего разрешения, очаровательная Розали, я возьму парочку. Славные детишки у вас.

– Еще бы. Мартин мне теперь настоящий помощник. Уже на две головы меня перерос!

Гражданка Планель усмотрела выпечку со своего места, взвизгнула:

– Ишь ты, а у пекарихи-то сдобные булки! Это, оказывается, мы сами виноваты, что отрубями давимся!

Сын Розали пошел красными пятнами и вскочил со своего места, но мать молча дернула его с такой силой, что он рухнул обратно на скамью.

Планелиха не унималась:

– Интересно, откуда у ворюг пшеничная мука?

Стол братства безмолвствовал. По счастью, Василий Евсеевич не намеревался отказываться от самоотверженно принятых им на себя обязанностей радушного хозяина. Он внимательно проинспектировал дары остальных участников застолья и барственно повелел:

– Жанетта, разлей-ка всем этого славного рагу!

– Моего рагу на всех не хватит, – Бригитта Планель вцепилась в ручки котелка с дымящимся варевом. – Пусть каждый ест, что сам принес.

– Нет уж, голубушка, – благодушно отмел ее взмахом холеной руки Василий Евсеевич, – берите пример со своих друзей.

И так быстро подхватил со стола и прижал к груди головку сыра гражданки Брийе, что та не успела защитить свое подношение. Острым ножом дядя принялся отрезать от круга овернского гаперона щедрые ломти и раскладывать их по тарелкам пирующих.

– Налетайте, добрые патриоты, не стесняйтесь. Вас угощают от