Суровым установились отношения, которые можно было бы назвать приятельскими или родственными. Мужчина больше не избегал меня, но не посягал на сближение и не пытался склонить меня к сексу. Хотя, была уверена, Суровому хотелось меня – об этом говорил его тёмный, жадный взгляд, иногда снующий по моему телу, словно он мысленно раздевал меня. Мне не то чтобы льстило такое внимание, скорее, было приятно. Я до сих пор опасалась поддаться влечению, которое никуда не исчезло, но скрылось в глубине души. Я уже не чуралась общения с Суровым и перестала корить его про себя.

Ведь стоило признаться, что ранее, когда мы были по разные стороны баррикад, я часто думала, почему он не может поверить мне на слово, гадала, какой же изъян есть в душе этого мужчины и вообще, не утратил ли он сострадание и человеческие чувства, живя в опасном, криминальном мире? Но теперь я перестала крутить подобные мысли, поняв, что у Сурового нет изъянов, но есть глубокие душевные раны, которые и послужили причиной его недоверчивого отношения к миру в целом и к людям в частности.

Обычно такие люди, как Суровый, компенсируют недостаток эмоционального общения привязанностью к животным, ведь не зря говорят, что собака намного лучше человека. Но я не замечала за Суровым особой любви к домашним питомцам. Более того, он и мне поначалу запрещал возиться с Серым – щенком дворняжки, которого я приютила.

Сейчас запрет утратил силу своего действия. Я могла сколько душе угодно заниматься щенком. Однако Суровый всё же не разделял моего увлечения щенком, словно однажды, пережив предательство и большую утрату, он запретил себе привязываться к чему бы то ни было. Он не оставил в своей душе места ни для людей, ни для привязанностей и любимых привычек.

Я попыталась представить, каким видел мир Суровый, но не смогла. Нет, я бы никогда не смогла жить так, как жил он, действуя по тем же убеждениям и руководствуясь лишь фактами и разумной логикой. Такая жизнь была бы лишена всякого вкуса и удовольствия. И я, даже лишившись прежней наивности, понимала, что мне очень далеко шагать до понимания мировоззрения Сурового. Но я и не хотела бы видеть жизнь такой – лишённой красок, и отчаянно хотела, чтобы и Суровый вернул себе вкус к жизни и был открыт для чувств… Мне очень бы хотелось показать ему, что в жизни есть место доверию, красоте и любви…

Глава 15

В один из дней Суровый сам вызвался отвезти меня на утренние занятия йогой для беременных. Наверное, ему просто было по пути, подумала я. Однако после того, как я вышла из спортивного зала, с удивлением заметила, что Суровый… ждал меня. Он позвал меня пообедать в любимый ресторан, я не стала отказываться. Мне было приятно внимание мужчины и ещё больше нравилось, что мы притираемся друг к другу и начинаем общаться.

Настроение было чудесное, и мне не хотелось расставаться с Суровым сейчас.

Так эгоистично было желать его внимания, ведь у него было много своих важных дел. Собравшись с духом, я предложила мужчине прогуляться по заснеженному парку, думая, что он откажется.

Но на удивление Суровый согласился. Добравшись до нужного места и припарковав автомобиль, Суровый безапелляционно подхватил меня под локоть и шёл рядом степенным, размеренным шагом. Мы говорили о многом, чаще, конечно, говорила я, чем мужчина. Но всё же это была настоящая беседа и очень приятная прогулка.

Мне хотелось, чтобы она не заканчивалась, но спустя какое-то время Суровый заметил, что у меня покраснел кончик носа, и сразу же приказал разворачиваться обратно. Забравшись в автомобиль, я сняла шапку и перчатки, расстегнула зимнее пальто, потому что тёплого воздуха было предостаточно.

Суровый придерживал руль обеими руками, но потом плавно опустил правую руку и положил горячую ладонь на мои переплетённые пальцы. Даже от такого простого жеста моё сердце забилось чаще в несколько раз. Мужчина медленно погладил моё запястье, с внутренней стороны. Прикосновение было нежным и показалось мне невероятно интимным. Я смутилась. Суровый поймал мой взгляд и отвёл глаза в сторону, словно я смогла словить его на чём-то жутко неприличном. Подумать только, мы не единожды занимались сексом, но от простых прикосновений смущались больше, чем от самой жаркой и откровенной позы.

Может быть, потому что плоскость секса для Сурового не была чем-то необыкновенным, а вот такие, простые, но очень нежные и проникновенные касания были для него в новинку. Возможно, я переоценила своё влияние на этого мужчину и вообразила о себе слишком многое, но именно такие ощущения возникли у меня.

– Ты удивительная девушка, Настя, – задумчиво сказал Суровый.

– Опять расскажешь о моей простоте и чрезмерной душевной доброте?

– Об этом я тебе уже говорил. Ты не глупая, нет нужды повторять по десять раз одно и то же. Ты удивительная и очень светлая. Я не прошу тебя не меняться, это было бы очень неразумно и, к сожалению, невозможно. Перед тобой вся жизнь впереди. Я знаю, что не всегда будет легко и сладко, поверь моему опыту. Будут взлёты и падения, будут трудности и решения проблем. Я знаю, что ты справишься и, несомненно изменишься, но прошу тебя оставаться собой. Не изменять себе…

– Неожиданно, – пробормотала я.

– Для меня тем более. С твоим появлением я начал смотреть на многие вещи иначе. Вернее, вспомнил, что можно смотреть на мир иначе. Я вряд ли изменюсь и стану образцовым мужчиной. Не тот возраст, девочка моя. Но кое-что для меня навсегда изменилось и причина этому – ты.

Признания Сурового взволновало меня до глубины души. На глаза навернулись слёзы, но это были слёзы облегчения и даже немного счастья. Суровый скупо показал мне часть своей души, поговорив открыто, показав часть своих эмоций и переживаний, не только плотских желаний. Я почувствовала, что мы стали ближе друг к другу.

– Спасибо тебе за этот день.

– Благодаришь за то, что измотал тебя? Ты же едва не валишься с ног.

Суровый кивнул на мои ступни. Я прикусила губу, внезапно постеснявшись того, что от долгого хождения ноги чуть припухли в щиколотках и пришлось снять ботинки, чтобы дать ступням отдых.