– Ты говори, корабел. Он плыл. Он построил.

Я вдруг очнулся. Какой это корабль он имеет в виду? Ноя, что ли? Несколько тысячелетий назад?!

– Сероп, что за сказки?! – невольно озираясь по сторонам, спросил я его. Мне стало не по себе.

– Отдыхай, друг. Старейшина звать, когда будет.

– И долго мы будем ждать, пока он позовет?

– Нет, друг, скоро.

– Ты откуда знаешь? – с недоверием смотрел я в глаза моего проводника. Мы были один на один в этом странном пугающем месте.

– Старейшина позвать тебя, – вдруг ответил он. – Говорит: Сероп, веди его, я говори с ним.

Я кашлянул и с трудом поднялся на ноги, оставляя за спиной рюкзак. При этом я внимательно следил за проводником. Может, он был приверженцем какой-нибудь секты, которая приносила в жертву глупых бледнолицых высоко в горах?! Такой коварный план было легко спрятать за щербатой улыбкой!

– И много таких, как я, он просил тебя привести?

– Нет, – совершенно обыденно ответил Сероп, добродушно разбивая мою теорию о секте. – Сейчас только ты.

– Что значит «сейчас»? Блин, не говори загадками. Я тебя не понимаю!

– Друг! – стал серьезным мой спутник. – Ты искал Ортюллю. Знаешь, что смеялся Ахмед и Юсуф? Ортюллю нет. Говорить, глупый. Ходи гора, искать чего нет. Но ОН звал тебя. И ты пришел. Он говори мне – я помогай.

– И поэтому ты привел меня к нему? – Всю мою усталость сняло как рукой, мурашки пробежали по коже. Я опять почувствовал то неприятное, леденящее душу чувство, когда спешил по двору за Котом или видел фигурку ребенка за забором на даче.

– Да, – кивнул он.

– Сероп, – решил задать я вопрос, который мне не давал покоя. – Ты ведь не турок. Ты армянин?

– Да, – он рылся в поклаже в поисках чего-то.

– И давно ты здесь живешь?

– О, – отозвался тот. – Давно!

У меня вдруг возникло пронзительное чувство, что я близок к разгадке. Очень близок.

– А как твоя фамилия?

– Арагоцян, – он достал из сумки фонарик.

Нет! Не может быть!!! С самого первого дня и до сего момента на самом деле не Кот был моим провожатым, а эта семья! Словно они знали обо мне все, до последнего байта, и вели сюда, направляя. То рисунками, то «вымышленными друзьями», то появлением в историях военных компаний позапрошлого века!

– А я ведь понял тебя, Сероп, – произнес я, отступая. – Ты – Зеленый Глаз?

– Не-е-ет, – добродушно рассмеялся он, – Зеленый Глаз нет. Сказка.

– Ортуллу – сказка. Зеленый Глаз – сказка. Что не сказка, хочешь, скажу тебе, Сероп?

– Говори, друг.

– Это вы подсадили в группу вместо моего сына этого странного мальчика, Артура. Артур Арагоцян. Знаешь его?

– Да, хороший Артур, хороший, – кивнул проводник так, как будто речь шла о его племяннике, с которым они встречались на большом семейном армянском ужине. Затем он подошел ко мне ближе и нахлобучил мне на голову шапку, которую вынул из своего рюкзака. – Друг! Пойдем! Старейшина уже гора.

И он указал пальцем за мою спину, на лесенку, ведущую вверх. Проводник между тем посмотрел на темнеющий горизонт и сообщил:

– Потом идти домой. Далеко. Быстро темно. Он был прав. Солнце уже начало клониться к закату, и если мы не поторопились бы, то пришлось бы заночевать прямо здесь. Спускаться вниз в темноте было совершенно небезопасно. А оставаться в этих пустых домах было еще и жутко.

– То есть ты все-таки вернешь меня назад? – выдохнул я.

– Назад, – кивнул Сероп.

Я понял, что все мои шаги в этом путешествии словно бусины были нанизаны на одну красную нить, с которой, как бы я ни старался, мне их не снять. Оставалось только добавлять следующую. Отступать было некуда – позади Ортюллю – поэтому я выпрямился и с готовностью кивнул:

– Ну раз ты тот самый Арагоцян, идем! Мне нужно задать старейшине несколько вопросов.

Превозмогая боль в ногах, мы поднялись по лесенке, вырубленной в скале, и прошли еще метров пятьдесят по довольно крутому склону. Наши рюкзаки остались в пустой деревне, поэтому мы были налегке и вскоре оказались на просторном горном плато.

Оно было ровным, как будто часть горы срезали остро отточенным гигантским ножом. Здесь не было ни камней, ни песка. Только ровная скальная порода. Чуть поодаль, в центре этой площадки, стояла одинокая кибитка, напоминавшая юрты кочевников. Она была серой, но ее стены и круглая крыша были украшены ярким желто-красным орнаментом, напоминающим клинопись. Приближаясь к кибитке, я глянул себе под ноги и увидел, что иду по четкой прямой линии, а поверхность была настолько гладкой, будто ее долгие годы полировали тысячи невольников. В ней отражался закат и высокое, проваливающееся в синеву небо. Сама линия светло-коричневого цвета имела ровные края и при этом была словно нарисована подо льдом, как на хоккейной площадке. Ее тон был чуть более светлым, чем коричневый камень, ставший основным материалом этого плато. Дул пронизывающий ветер, и сейчас я совсем не жалел, что был одет так тепло. Машинально я поднял руку, застегнул воротник куртки до самого верха.

Проводник семенил рядом.

Когда наконец мы приблизились к входу, я увидел, что еще с двух видимых сторон к юрте под прямым углом подходят такие же линии. Конечно, я не мог подняться выше, но угадал, что сама кибитка находилась как бы… в перекрестье линий. Тут до меня дошло! Я моментально вспомнил знак, который мне показывал в своих книгах отец Иннокентий, – ну конечно! Это был знак Хранителя. Его палатка стояла строго в центре, а к ней крестом подходили четыре линии. Странно, но если знак здесь, то что же ищет Мещеряков на Кольском полуострове в тысячах километров отсюда?!

У меня колоколом стучало сердце, когда мы остановились. Проводник вытянул шею вперед и что-то крикнул на своем наречии, обращаясь к тому, кто находился внутри. В ответ донесся глухой короткий звук, видимо, означавший согласие. Поэтому Сероп откинул полог из плотной ткани, и мы проникли внутрь.

Мы вошли в помещение столь крохотное, что, сделав шаг от входа, тут же оказались практически в его центре. Внутри палатка была еще меньше, чем казалась снаружи. Плохо освещенная светом, падавшим сквозь единственное окошко, размещенное под самым потолком, она была изнутри задрапирована красной или бордовой тканью. В ней не было никаких лишних предметов мебели, да и не могло быть – настолько тесно подступили друг к другу стены! Внутри было тепло, несмотря на то что никаких отопительных приборов – ни печки, ни солнечной панели – я здесь не видел. Я расстегнул куртку и стянул шапку с головы.

Напротив входа то ли на кресле, то ли на небольшой кушетке сидел старейшина. Трудно было разглядеть даже не то что черты его лица – фигуру! Почти полностью он был укрыт бесформенной накидкой, которая была наброшена на его голову и дальше спускалась вдоль тела вниз. По́лы накидки лежали у подножия кресла, скрывая ноги старика, настолько худые, что их очертания практически не угадывались в складках. Его поза показалась мне какой-то неправильной. Однако объяснить, в чем проблема, я не мог: ведь сидел хозяин прямо, с ровно вытянутой спиной. Несмотря на возраст, в нем чувствовались жизненная сила и спокойная уверенность.