Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Синеус хмурился и кивал головой, поддерживая брата.
— Нельзя к ним вот так запросто, да ещё и с золотом. Прав Трувор — перебьют они вас.
— Другого пути у нас нет. Знаю, что они разбоем промышляют и не чисты на руку, но есть и у нас для них кое-что. Не просто так идём. Видимо всё же повоевать придётся, но надежда у нас на брата его Рагнера.
Синеус пожал плечами.
— Надежда, но уж очень слабая. Может, стоит их сюда в Изборск, пригласить?
— Не думаю. Они подумают, что это ловушка и начнут войну раньше, чем мы ожидаем.
Трувор задумчиво чесал затылок.
— Похоже, что выход только один — плыть к ним.
— Похоже, да. Мне нужен опытный помор, что бы довёл ладью до места.
Синеус махнул рукой.
— Это как раз не проблема. Есть у нас один из них. Пленили его в одном бою, так он здесь прижился. Даже жену себе нашёл и детишек настрогали. Назад не собирается, а нам помогает, как может. Видимо жену сильно любит.
— Может и так. — Олег улыбнулся. — Хорошая жена навеки повяжет мужика, а он не поймёт этого, да ещё и благодарен ей будет за это. Подойдёт он нам. В пути я пригляжу за ним. Там будет видно, что за птица.
— Когда думаете отплывать?
— Немедленно, как всё будет готово.
Трувор покачал головой.
— Смотри князь, не говори потом, что не предупреждали. Пока вы в пути будете, мы город к обороне готовить будем. Не уверен я, что у вас всё получится.
Олег поднялся из-за стола.
— Готовьте город к обороне. Мужиков из деревень соберите. Какая-никакая, а помощь.
— Не сомневайся князь, привлечём. Всех, кто оружием владеет, всех соберём.
Радости от встречи не было. В глазах у всех была только тревога.
Усталый и разочарованный своими поисками, Сытник возвращался домой. Это была третья и последняя деревушка, в которой он мог найти свою дочь или хотя бы что-то о ней узнать. Расспросы местных жителей о ней и наблюдения за интересующими его в поселениях домами, ни к чему не привели. Само его появление в не больших деревнях, вызывало у людей настороженность и страх. Он был здесь чужим, и его сторонились, не охотно вступая в разговоры. Он сулил деньги за любую информацию о маленькой девочке по имени Любава, появившейся лет двенадцать назад. Кто мог так давно оставить у себя ребёнка и взять его на воспитание? В ответ местные жители только пожимали плечами, стараясь быстрее отойти от навязчивого чужака. Разговоров не получалось. Почему-то Сытник внушал людям страх и подозрительность. Одна бабка, неожиданно разговорившись, сказала ему, что подброшенных детей в деревнях много. Их подкидывают для того, что бы выжить самому и хоть как-то прокормить ребёнка. Сердобольные люди принимают малышей и выкармливают, сами не доедая. Таких детей воспитывают и дают им новые имена. Через какое-то время они становятся родными и их опекают пуще глаза своего. Кто ж тебе отдаст дитя своё? Зря ты ищешь то, чего уже нет. Бабка посоветовала ему смириться с судьбой и народить другое дитя, а не искать вчерашний день. По словам этой бабки Сытник искал иголку в стоге сена.
Привязав Вьюна к коновязи у дома, он долго и задумчиво смотрел куда-то вдаль. Как ему не хватало сейчас Следака. Он наверняка бы что-то придумал. Ведь узнал же он каким-то образом, что Любавушки его нет в Новгороде. Наверняка, он знал гораздо больше, чем говорил, только, как теперь узнать это? Сытник открыл дверь и зашёл в дом. Что-то в доме было не так. Он скорее это почувствовал, как дикий зверь чует опасность. Только предпринять что-либо не успел. Сильный удар по голове сзади, опрокинул его на пол и Сытник потерял сознание.
Очнулся он от того, что его кто-то хлестал рукой по щекам. Голова нещадно болела. С мокрых волос по лицу стекала вода. Видимо приводя в чувство, его облили водой. Он лежал на полу со связанными за спиной руками. Ноги, стянутые по щиколоткам верёвкой затекли и саднили. С трудом открыв глаза, он увидел перед собой не знакомого бородатого мужика, держащего в одной руке ведро, а другой тот обхаживал Сытника по щекам.
— Гляди, будто бы очнулся.
Он говорил это второму, стоящему в тени за печкой. Сытник вгляделся в этого второго, но лица его так и не увидел, но когда тот обратился к нему, голос его показался Сытнику знакомым.
— Очнулся, значит. И то хорошо. Говорил я тебе Рубака, что б не шибко бил — меры не знаешь. Он нам живой нужен.
Оставаясь на месте, незнакомец обратился к Сытнику:
— Ну, здорово, купец. Давно мы тебя поджидаем.
— Зачем это я вам понадобился? — Сытник до боли в глазах всматривался в говорившего. — Сказали б — я сам бы пришёл.
— Не дури, купец. Ты приходишь только что бы жизнь отнять. Для этого тебя звать не нужно.
Знакомый голос не давал Сытнику покоя.
— Зачем я вам нужен? Выйди из-за печи, поговорим.
— Лучше я здесь останусь, так мне спокойней будет.
Боится, но раздражать его этим Сытник не стал — не в том положении.
— Так зачем я тебе нужен? Говори, может, что и скажу. Может, окажется, что зря по голове били и я вам не враг вовсе, а друг.
— Мягко стелешь, Сытник, да спать жёстко после твоих слов. Ладно, хватит любезностей! Мне нужно знать, что за люди у князя были, куда направились и зачем?
Сытник усмехнулся.
— Всего лишь?
Дальше сказать не дали. Соявший с боку от него Рубака ударил его огромным кулаком в лицо. Голова чуть не треснула пополам. Из носа пошла кровь.
— Говори, когда спрашивают!
Рубака занёс руку для следующего удара.
— Погоди. — Голос незнакомца за печкой, остановил готовый опустится на голову кулак. — Убьёшь ведь. Он нам и так всё скажет.
— А если не скажу? — Сытник с трудом ворочал разбитыми губами. — Убьёшь?
— Обязательно убью.
— Тогда я лучше помолчу. Жизнь опротивела, всё равно жизнь это дерьмо, может сразу и прикончишь, да и закончим на этом?
— Так просто не получится. Нам нужно знать, зачем те люди к князю приезжали.
— Так князя уже и в живых нет, а ты всё интересуешься?
— Знаю, что нет, но вопросов от этого меньше не стало. Откуда эти люди? Ты ведь с ними прибыл, а значит за ними и ездил?
— Не знаю я этих людей. По дороге встретил, вот вместе к князю и приехали.
Незнакомец тяжко вздохнул.
— Не хочешь говорить. Ну, воля твоя. Рубака, где твой нож? Покажи его купцу.
Со злорадной ухмылкой, Рубака вытащил откуда-то огромный тесак и покрутил его у Сытника перед глазами.
— Сейчас я начну тебя резать на куски.