— Эти звуки напоминают вам о войне, да?

— Да.

— А помочь как-нибудь можно?

— Не особенно, к сожалению.

— Мне казалось, раньше вы так не переживали. Во время родов. Наверное, отвлекались.

— Возможно. Это из-за волнения. Я ведь, как уже говорил, давно не практикую, а тут условия отнюдь не идеальные. Но вы отлично справились. Вы обе.

— Я страшно боялась, — сознаюсь я. — Но вы меня успокаивали. И, казалось, все держали под контролем. Спасибо вам за это. Что приехали. И за все, что сделали для нас.

— Я должен был быть тут и рад, что вы были не одни. Такой непогоды я никогда не видел.

— Я тоже. Все думали, что он пройдет мимо.

Интересно, Том был в море, когда разразился шторм? Ударил ли он и по Ки-Уэст? Возможно, он даже не знает, что я ушла, и ураган — идеальная возможность исчезнуть и начать все заново.

Я не могу вернуться к прежней жизни.

— Надеюсь, тетя Элис осталась в гостинице. Надеюсь, она никуда не поехала.

— Я уверен, что с ней все в порядке. Она, конечно, поняла, что садиться за руль нельзя. Вероятно, дороги какое-то время будут размыты, — в отдалении слышится треск, и он судорожно сглатывает. — Сколько обычно длится подобный шторм?

— Часами. Все зависит от того, насколько он сильный, как быстро движется и в какой его части мы оказались.

Джон морщится.

— Как только прояснится, нужно попытаться отправить вас в больницу. Просто чтобы удостовериться, что все хорошо. Пока вы спали, я проверил запасы на кухне — надолго их не хватит.

Снова слышится грохот, точно что-то врезалось в стену домика, и я вцепляюсь в Джона. Его рука дрожит, и я быстро и ободряюще пожимаю ее.

Люси шевелится, мордашка у нее сонная, и я перекладываю ее на другую руку. Она сжимает ротик и снова закрывает глазки.

— Она красавица, — шепчет Джон.

— Да. И что же нам делать?

— А что тут поделаешь? Только надеяться на лучшее.

Я держу Джона за руку — усталость начинает брать свое, и веки снова становятся тяжелыми.

* * *

Когда я просыпаюсь, снова грохочет, а еще слышится металлический скрежет и жуткий пронзительный треск.

Малышка плачет.

Рядом со мной Джон, его тело подрагивает, руки обнимают меня.

— Что происходит? — Я моргаю, пытаясь прийти в чувство. — Сколько я спала?

— Недолго. Час от силы, — мрачным голосом отвечает Джон. — Вода прибывает быстро.

— Море близко?

— Да.

Кровать — самое высокое место в комнате, и никаких высоких строений поблизости нет. Если вода зальет дом…

Снова раздается скрежет, точно крышку консервной банки срывают одним резким движением, только он громче, гораздо громче.

Я поднимаю глаза к потолку.

— Это что…

— Кусок крыши снесло, — подтверждает он.

* * *

В углу домика, возле двери, там, где ветер сорвал часть кровли, в образовавшуюся дыру льется дождь. Доски пола намокли, и до меня не сразу доходит, что причина тому не дождь — вода просачивается снизу.

Вокруг море. Деваться нам некуда.

Я так устала от родов, что кажется, будто я попала в один из своих снов, точно все это не взаправду. Это опять сон про лодку, и меня качает на волнах взад и вперед, из стороны в сторону.

Люси снова плачет — этот призывный звук разгоняет морок, я опускаю ворот ночной рубашки, которую одолжила мне Элис, и принимаюсь ее кормить. Мы приноравливаемся друг к другу не сразу, но в итоге она жадно смыкает ротик и начинает сосать.

Я разглядываю крохотный сверток, лежащий у меня на руках, и снова ощущаю, как накатывает усталость. Возможно, изнеможение — это благо, способ притупить остроту происходящего с нами.

Нас по-прежнему качает. Кажется, что домик движется, точно лодка, по морю, и кровать скользит и кренится.

Я пытаюсь подняться, но слабость такая, что я оседаю на кровати. Ноги плещутся в воде, подол рубашки намок. Море прибывает, поднимается к кровати, движется неуклонным потоком.

— А дом, что… — Я не могу закончить мысль, не могу примириться с тем, что вижу.

— Он плывет, — мрачным голосом отвечает Джон.

— Плывет? — Я сглатываю.

— Очевидно, его смыло штормом. Сорвало со свай.

— И мы утонем, да?

Он не отвечает.

Неужели это конец? Все эти годы я мечтала о ребенке, месяцы носила ее, прислушивалась к первым шевелениям, еле ощутимым толчкам, которых так напряженно ждешь, мое тело менялось, ребенок становился частью меня, пока наконец мы стали неразделимы. Муки, пережитые несколько часов назад, тупая боль в спине, обострившаяся до невыносимой, чувства и переживания, от которых пресекалось дыхание. Все надежды и мечты, связанные с этим ребенком, — истории, которые я мысленно сочиняла, приключения, которые нам предстояли, обычная повседневная жизнь, в которой я больше была не одна, а со светловолосой малышкой, чей уморительный лепет и заразительный смех будут наполнять наши дни. Ее первый осмысленный взгляд, забавно сморщенное личико, тельце, уютно устроившееся у меня на руках, точно она лежала там всегда.

Мы не можем умереть.

Я изо всех сил прижимаю к себе Люси, а руки Джона обнимают нас обеих, а дом между тем плывет по морю, в котором бушует шторм.

Как нам пережить эту ночь?

Мирта

Мое тело оцепенело, грудь стискивает боль, дышать удается с трудом. Глаз урагана миновал нас, ветер возобновился, вода в доме прибывает, и, как я опасалась, все стало только хуже. Точно мир катится в тартарары, и его ткань трещит по швам.

И в паре метров от меня лежит труп.

Мы обмотали его простыней и подумали выбросить наружу, чтобы его отнесло штормом, но погода слишком опасная и непредсказуемая — лучше не рисковать. На белой ткани расплывается кровавое пятно — увеличивается все больше, и я не могу отвести от него взгляд, эта кровь не только на трупе, но и на мне.

Что я наделала?

— Мирта! — Энтони берет меня за плечи и встряхивает. — Мирта!

Я отвожу взгляд от тела и поднимаю глаза на мужа. Каждое движение требует невероятных усилий, ноги передвигаются с трудом, словно я иду по песку, руки отяжелели, точно под толщей воды.

— У тебя шок, — тихо произносит Энтони, растирая мне руки.

На рукаве платья красное пятнышко, в том месте, где кровь…

Я содрогаюсь.