* * *

Чтобы спустить покойника по лестнице пинками и волоком, а потом вытащить его через входную дверь на пляж, требуется больше времени, чем я ожидала. Невозможно знать точно, когда вода начнет прибывать, но это наш единственный шанс избавиться от трупа.

— Тяжелый ублюдок, — ворчит Энтони, прислоняясь к сломанным перилам веранды. Снаружи дом сильно пострадал, половина кровли отсутствует. Окна разбиты, ставни снесены, массивные деревья выворочены, их корни обнажены. Пока слишком темно, чтобы определить полный объем ущерба, но то немногое, что удается разглядеть в свете лампы и луны, ошеломляет. Хотя шторм уже миновал нас, хлещет дождь, и ветер по-прежнему сильный.

— Стой на веранде! — кричит мне Энтони. — Здесь дует сильнее, чем кажется. Держись за перила.

Я вцепляюсь в поручень — он ходит ходуном, местами сломан, другие части просто отсутствуют. Кажется, еще чуть-чуть, и вся конструкция взлетит на воздух, она шатается при каждом порыве ветра.

— Думаешь, в доме оставаться безопасно? — спрашиваю я Энтони.

— Учитывая обстоятельства, лучшего укрытия нам, пожалуй, не найти. Машину унесло, да и в любом случае ехать в такую погоду я бы не рискнул.

Энтони подтаскивает труп к воде и заходит в море, а я наблюдаю за происходящим с веранды. С той стороны слышатся возня и брань, потом Энтони исчезает в темноте, а у меня начинает колотиться сердце — я с беспокойством жду его возвращения.

Наконец я вижу, как он идет в направлении дома — кажется, прошла целая вечность.

— Дело дрянь, — мрачно говорит он.

— Что ты с ним сделал?

— Он застрял в мангровых зарослях. Надеюсь, его отнесет дальше, когда будет прилив. Так или иначе, но после такого шторма кругом будет еще множество трупов.

От такой жуткой мысли и возникшей перед глазами картины меня передергивает — Энтони обнимает меня за плечи и ведет к дому.

И лишь гораздо позже, когда мы, сплетясь пальцами, почти спим, я бросаю взгляд на руку и понимаю, что обручального кольца на ней нет.

Хелен.

Вторник, 3 сентября 1935 года

Когда я просыпаюсь, уже светло. Это не привычное яркое солнце, а приглушенный отсвет, означающий, что день начался.

Джон стоит возле окошка, чьи ставни давно сорвало штормом, и держит на руках Люси.

— Все кончилось? — спрашиваю я.

— Вы проснулись. — Он подходит, передает мне дочь и отводит глаза, когда я прикладываю ее к груди.

Половина кровли отсутствует, в домике еще видны остатки воды, но мы уже не двигаемся.

— Кончилось, но где мы находимся, я толком не знаю, — отвечает Джон. — Может, мы поднялись выше, к Уиндли-Ки? Судя по всему, нас отнесло на север, но ландшафт я не узнаю. Деревьев нет. Вообще ничего нет. Одни дыры, где явно что-то было, но что именно, я не знаю.

— Не могу поверить, что я уснула. Что не проснулась.

— Из-за родов и урагана ваш организм испытал сильнейшее потрясение. Вам требовался отдых. Когда вы задремали, худшее уже было позади. Мы здесь стоим уже несколько часов.

Мои чувства притуплены, мысли текут вяло. Сквозь морок я различаю Люси, но в остальном кажется, что это происходит с кем-то другим, точно я — это кто-то другой. Где-то там существует Том, но в данный момент мы одни в этом мире, и я не могу осознать все, что случилось и сколько мы выдержали.

Я не знаю, что будет дальше.

Я гляжу на малышку, довольно сосущую мою грудь.

— С ней все в порядке? Она выглядит здоровенькой.

— Я сказал бы, что она — настоящий боец, — улыбается он. — И ее мама тоже.

— Я ничего такого не сделала — просто пережила шторм.

— Без вас я бы не справился. Вы помогли мне — держались молодцом ради меня и ради нее. А теперь нам надо отсюда выбираться. В кухне есть консервы, но с водой скоро будут проблемы, и вас должен осмотреть нормальный врач. И Люси тоже. Дом вроде бы прочно стоит на берегу, — добавляет Джон, — и никуда не уплывет. Я не советовал бы выносить Люси наружу до тех пор, пока мы не узнаем, что да как. Не хочу оставлять вас, но вам лучше побыть здесь. Лежите в кровати и отдыхайте. А я схожу за помощью.

Джон наклоняется и легонько касается губами моего лба.

— Я вернусь. Обещаю.

Мирта

Мы ютимся вдвоем на кушетке в гостиной обнявшись, а длинные ноги Энтони свешиваются за край. Спать в такой позе неудобно, и нам удалось подремать от силы несколько часов, но, учитывая, какой был шторм, удивительно, что мы вообще пережили эту ночь.

Когда встает солнце, его лучи пробиваются сквозь сильную дымку.

— Надо выйти и посмотреть, что там. Попробую найти подмогу, — неуверенно произносит Энтони. — Не хочу оставлять тебя тут одну.

— Я пойду с тобой.

— Мирта.

— Ты сам сказал, что не хочешь оставлять меня одну. После урагана всякое случается. Мародерство и тому подобное. Я это помню по Гаване. Про Фрэнка Моргана я вообще молчу — откуда ты знаешь, кто здесь, а я не хочу сидеть и переживать, не объявится ли еще кто-нибудь по наши души.

— Тогда идем, — говорит Энтони и сует за пояс револьвер.

Он крепко берет меня за руку, и мы выходим из дома в поисках помощи. Дойдя до верхней ступеньки веранды, мы замираем. Пейзаж, ставший за последние дни нам привычным, исчез. Деревьев, обрамлявших подступы к дому — могучих пальм с гроздьями кокосовых орехов, — больше нет. И кокосов тоже. Веранда занесена песком, от дорожки, которая вела от дома к пляжу, не осталось и следа, а там, где она была, валяется холодильный шкаф, и я совершенно уверена, что он не отсюда.

Бо́льшая часть кровли отсутствует, окна выбиты, стены покорежены и пробиты, точно от взрыва бомбы. Веранда местами просела — там, где ураган снес перила.

Вокруг валяется всякая всячина — листва мангровых деревьев, метелки пальм, одежда, совсем непохожая на нашу.

Я осматриваю пляж и натыкаюсь взглядом на белый деревянный предмет с кривыми ножками.

С одной стороны его украшают нарисованные розовые ленточки, на которых я с трудом разбираю имя…

Рут.

Это колыбелька.

С колотящимся сердцем я бросаюсь к ней, ожидая услышать плач ребенка…

Она пуста.

— Мирта.

Энтони обнимает меня сзади и крепко прижимает к себе.

Я не могу отвести взгляда от букв, любовно выведенных на дереве.

— Как думаешь, ребенок выжил? Тела нет, а ближайший дом, должно быть, в полутора километрах отсюда. Как же…