— К ней при мне подкатывал какой-то мужик…

— Проблемы мужика.

— И требовал возвращение каких-то долгов.

— То есть дамочка задолжала, и ты, как истинный джентльмен, решил с этими долгами разобраться? — тон у Демида был весьма колючий, — конвертик понесешь? Или карточку свою подаришь?

— Это якобы долги Кирилла.

— Смешно.

— Не очень. Еще к ней сегодня наведывались какие-то типы. Тоже якобы друзья Мелкого.

— Может, они хорошо общались…раньше. Вот и решили по старой дружбе навестить.

— Не похоже. Вероника аж позеленела, когда про них услышала.

— Значит что-то опять натворила и перепугалась, — Демид наотрез отказывался меня слушать, вызывая глухое раздражение.

— Да нет же! Там что-то другое!

— С чего ты взял? Может, твоя любимая Вероничка и там дел наворотила. Ты-то откуда знаешь?

Откуда знаю? Понятия не имею, просто внутри сидит упорный дятел и долбит мне мозг, не позволяя ни на миг расслабиться.

— Будем считать, что интуиция.

— Интуиция у него, — проворчал Демид, — мне наоборот кажется, что при каждой встрече с Родионовой у тебя не только интуиция пропадает, но и здравый смысл напрочь отказывает.

— Я тебе сейчас вмажу, — меланхолично предупредил я, и впрямь испытывая желание хорошенько подраться.

— Если бы у Мелкого были долги, мы бы давно обо всем узнали. К нам бы первым наведались. Как считаешь?

— Струсили. Знают прекрасно, что с нами, где сядешь, там и слезешь, что перепроверим каждое слово, перетрясем все. И поэтому пошли к Веронике. Она-то ничего сделать не сможет.

Демид досадливо крякнул:

— То есть ты для себя уже все решил?

Этот вопрос поставил меня в тупик. Я ведь считал и считаю, что ее слова не стоят и выеденного яйца, что эта змея всегда обманывает, изворачивается ради своей выгоды. Сначала меня кинула, перебежав к брату, потом начала Кириллу жизнь отравлять. Нельзя ей верить. Нельзя. Но сейчас, вспоминая ее испуганные глаза, я чувствовал, что не врет, не играет. От этого начинало давить где-то за грудиной.

— А знаешь, давай напряжем безопасников, — Демид хлопнул ладонью по столу, — Пусть разбираются. Покопаются в грязном белье, узнают про друзей Кирилла, про бедную овечку, которой так несладко живется. А потом, когда нароют много интересного про твою драгоценную Веронику, я тебя лично в это носом натыкаю.

— Я и так собирался обратиться к безопасникам, — я тактично проигнорировал его последнюю фразу.

— Вот и отлично. С удовольствием посмотрю на твою морду, когда вся правда выплывет. Еще жалеть будешь, что все так сложилось.

— Может быть. Я и так о многом жалею.

Брат замолчал. Я замолчал. Сидели друг напротив друга и думали. Долго думали, и я абсолютно уверен, что об одном и том же. В чем и убедился через несколько минут.

— Ладно, хрен с ними с долгами. И со всем остальным. Что будем делать с главным?

Это «главное» мне давно покоя не давало, с тех самых пор, как кровавая пелена перестала застилать глаза и дурманить разум.

— Расскажем?

— Как ты себе это представляешь? — он ответил вопросом на вопрос.

— Никак. Но рассказать надо.

— Надо, — удивительно, но Демид не стал со мной спорить, — херню ведь сделали.

— Сделали.

Тогда это казалось идеальным решением. Оскорбленное самолюбие требовало мести, расправы, чего угодно, лишь бы внутри перестало печь и крошиться в труху. Потеря брата, наш с ним последний разговор, Вероника, которая была за рулем в момент аварии. Все это смялось в один бумажный ком, который вспыхнул, выжигая остатки здравого смысла. Вот что бываешь, когда идешь на поводу у эмоций.

Потом было тяжелое время, когда уже не до правды, не до обид. Лишь бы справится, победить сложные обстоятельства. А когда справились, облегченно выдохнули, начали снова возвращаться неудобные мысли о собственных ошибках.

— Давай не будем торопиться, — предложил брат, — Сначала проверим, что там за мифические долги и друзья, посмотрим, что к чему, а потом уже и будем решать. Мы ее год обманывали, еще несколько дней уже ничего не изменят.

Несколько дней…

Звучит как смертельный приговор. Я не представляю, как выдержать эти дни рядом с ней. Зная, что она ходит у меня по дому. Видя ее. Чувствуя тот самый легкий аромат фиалок, от которого раньше шла кругом голова. Пытка, изощренная. Потому что все так же хочется к ней прикоснуться, но между нами стоит призрак брата и уродливая тень ее предательства.

— Пристрелите кто-нибудь, чтобы я не мучился, — со стоном уткнулся лбом в стол. Потом еще раз. И еще. В тщетной надежде, что мозги встанут на место.

— Поздно, Артур, — безжалостно подметил Демид, — поздно. Ты сам снова в петлю залез. Теперь наслаждайся.

* * *

Я последовал совету брата и весь день наслаждался как мог: то смотрел в окно и тупил, то, как ненормальный начинал носиться по этажам, развивая бурную деятельность, раздавая всем указания и волшебные пендели, потом сдувался и тихо сидел у себя в кабинете, строго настрого запретив секретарше подпускать ко мне людей. Вообще. Всех.

Что же я наделал? Зачем привел ее к себе домой? Жизни ведь теперь не будет, потому что не смогу рядом с ней нормально дышать, соображать…и отпустить не смогу. Я себя знаю. Повод буду искать, чтобы удержать ее рядом. Беситься от этого, злиться на себя, на нее, но все равно не отпущу.

Тошно. И стыдно. Перед братом. Мелкий ведь любил Веронику, а я, как последний слабак, снова исхожу слюной при виде его бывшей жены. Не хочу об этом думать, но все равно думаю, раз за разом возвращаюсь мыслями к тому, что теперь, между нами, никто не стоит. Разве что призраки и наши ошибки.

— Ты долго собираешься тут зависать? Или на ночевку останешься?

От голоса Демида я невольно вздрогнул, поднял удивленный взгляд на брата, стоящего в дверях, потом посмотрел на окно, за которым уже сгущались сумерки.

— Я работаю, — кашлянул, потянув за узел на галстуке, — доделать надо…кое-что.

— Доделать? — удивился Дем, — я тут же пять минут, за это время ты ровным счетом ничего не сделал. Разве что самолетик скрутил из бумаги.

Только тут я обратил внимание, что в одной руке сжимаю бумажный кривой самолет. Инженер-конструктор хренов.

— Я думал. Планировал.

— И какой план? Лечь спать в углу на диване? Или в гостиницу пойдешь? — он прекрасно понял, чему, вернее кому были посвящены мои мысли.

— С какой стати? — огрызнулся я, — у меня вообще-то дом есть!

— Ну-ну, — он скептично покачал головой, — удачи.