– Что же будет дальше? – вновьповторила я свой вопрос и почувствовала, как меня зазнобило.

– Светка, ну ты как?

Я повернула голову и увидела стоящую рядом ссобой Наташку, на голове которой виднелась бинтовая повязка, закрепленнаяпластырем.

– Наташа, что это?

– Повязка, – показала на свою головуНата.

– Я вижу. У тебя что-то серьезное?

– Да нет. Особо ничего. Но немногоподштопали.

– Швы наложили?

– Ерунда. Потом снимут. Удар сильный,оказывается, был.

– Тебе больно?

– Ну как сказать? Неприятно.

– Ты держись. Я знаю, что больно.

– Куда я денусь…

Увидев проходящую мимо нас медицинскую сестру,которая только что вышла из операционного блока, мы тут же бросились к ней ичуть ли не в один голос заговорили:

– Простите, вы не скажете, как самочувствиемужчины, которого оперируют?

– Пока ничего сказать не могу. Операцияидет полным ходом.

– Ну он хоть живой?

– Живой, – устало улыбнуласьженщина, но затем сразу же приняла серьезный вид. – Ранение оченьсерьезное. Задеты жизненно важные органы, поэтому что-либо прогнозироватьнельзя.

– А надежда-то хоть есть? – Япосмотрела на женщину умоляющими глазами.

– Надежда всегда есть. А как же безнадежды?

Без надежды никто такие операции делать небудет. А вообще, мужчина молодой, крепкий, может и выкарабкаться. Организмсильный, сопротивляется. А вы ему кто?

– Это его будущая жена, – тут жепредставила меня Ната.

– Наташа, прекрати! – Я в очереднойраз захотела провалиться сквозь землю.

– А что прекращать-то? Я говорю как есть.Он на ней жениться пообещал.

Женщина вновь устало улыбнулась.

– Ждите. А еще лучше домой езжайте.Звоните и узнавайте. Неизвестно, сколько вам здесь сидеть придется.

– Ни в коем случае не уезжайте! –подошла к нам другая медсестра операционного блока. – Уже милиция выехала.Вам нужно ее дождаться.

– Зачем?

– Затем, что к нам в больницу привезличеловека с огнестрельными ранениями. Мы просто обязаны сообщить это милиции ивсе, как положено, зарегистрировать. Вы же свидетели. Должны будете пообщатьсяс милицией, ответите на вопросы.

– Да нам домой нужно ехать. –Наталья тут же посмотрела на часы. – Времени-то уже сколько! Мы с милициейв следующий раз встретимся.

– Нет, девочки, вам нужно ее дождаться.

– Да какая милиция? Время действительнопозднее, – согласилась я со своей подругой. – В милиции ведь тожелюди работают, а это значит, что им по ночам спать положено. Зачем людейотвлекать от работы…

Не успела я закончить свой вопрос, как изоперационного блока спешно выбежала женщина-врач и быстро произнесла:

– Срочно нужна кровь второй группы!

– У меня вторая группа, – тут жеответила я.

– Вы согласны?

– Конечно… Берите сколько потребуется.

После того как я отдала часть своей кровиИлье, я почувствовала головокружение, шум в ушах и общую слабость. Натальясидела в приемном покое и общалась с людьми в милицейской форме, рассказывая имо том, как на дачу ворвался Влад и между двумя братьями завязалась перестрелка.Сев на стоящий рядом с ней стул, я прислонилась головой к стене и подтвердилапоказания подруги, назвав при этом адрес своей дачи. На вопрос по поводу того,что Илья делал на моей даче, мне пришлось придумать сказку о том, что он простоустал от всей городской суеты, от собственного бизнеса и неограниченногоколичества дел, попросил уединения и захотел немного побыть в одиночестве,чтобы снять накопившуюся усталость, поразмышлять и покончить с нечаяннонахлынувшей тоской и депрессией. Что касается Влада, то мы обе промолчали прото, что я погналась за ним с пистолетом. Свой рассказ мы закончили на том, чтораненый Влад попытался произвести еще один выстрел, чтобы добить своего брата,но так как в патроннике больше не оказалось патронов, его попытка не удалась, ион в спешке покинул дом. Когда многочасовая беседа закончилась, мы встали ивновь направились к операционной. Я шла, крепко вцепившись в Наташкину руку, инемного пошатывалась.

– Света, тебе совсем плохо?

– Голова кружится. Я еще никогда такмного крови не сдавала.

– Тебе сладкого чая нужно. Да лечьполежать.

– Позже.

– Что позже-то? Ты выглядишь какпокойница, – испуганно покосилась на меня Натка.

– Наталья, вот идем мы с тобой покоридору, взявшись за руки, и плакать хочется от нашего вида…

– Почему?

– Да потому. Я только думаю, какие же мыс тобой несчастные…

– Почему это мы несчастные? – тут жевоспротивилась моим словам Наталья.

– Я обессиленная. Того и гляди рухну напол и отойду в мир иной, а у тебя на голове чепец прикольный из ваты спластырем… Тебе вообще голову зашили, тебе сейчас все простить можно. И зачем яна тебя злилась? Как же я сразу не поняла, что тебе голову пробили? Злиться натебя – последнее дело. Ты мелешь все, что ни попадя. Так вот идем с тобой такиенесчастные… Одна стала бескровной, другая с пробитой головой… И пожалеть-то наснекому…

– А нас не нужно жалеть! Мы жалости нетерпим! – не согласилась со мной Наталья. – Ничего страшного, что мысо стороны так жалко выглядим, что у нас крови нет и голова пробита. Затовнутри такая силища, что никому не снилось!

Я с трудом улыбнулась и тут же бросилась квышедшей из операционной уставшей женщине:

– Простите, а операция уже закончилась?

– Закончилась.

– И что?

– Что значит ваше «что»?

– Он жив?

– Простите, а вы пострадавшему кемприходитесь? – обратила свой вопрос ко мне женщина.

– Она его будущая жена, – сразусообразила Наташка. – Так вы нам скажете, он жив или нет? Свадьба-тобудет?

– Насчет свадьбы пока не знаю. Но мужчинажив.

– Что значит это «пока»?