– Мне со своей подругой потолковать нужнотак, чтобы вы не слышали.

– Пожалуйста. Только вы не забывайте, чтоэто моя машина и я тут хозяин.

– А вы не забывайте, что мы платим деньгиза то, что вы нас на ней катаете. В народе говорят: кто платит, тот изаказывает музыку.

Как только заиграла громкая и довольно живаямузыка, Наташка наклонилась ко мне как можно ближе и закричала прямо мне в ухо:

– Света, бери себя в руки! Я понимаю, чтоты себя плохо чувствуешь, но ты должна набраться сил и еще продержаться. Незабывай, что у меня тоже голова пробита. Если бы ты только знала, какиеощущения я при этом испытываю. Мне кажется, что у меня голова скоро взорвется иразлетится на мелкие кусочки.

– Зачем мы едем на дачу?

– Будем избавляться от трупа, –совершенно хладнокровно ответила Натка.

– Что? – Я не знаю, как не свалиласьв обморок, но перед глазами все поплыло и закружилось в каком-то скоростном,сумасшедшем ритме.

– Что слышала. Опередим нашу доблестнуюмилицию. Пока она раскачается, мы его так запрячем, что и следа никто ненайдет.

– Что ты имеешь в виду?

– Не переживай Я уже все спланировала. Утебя есть лопаты?

– В доме есть. Вернее, в сарае.

– Две или одна?

– По-моему, две. Я точно не помню.

– Ладно. Даже если одна, то будем копатьпо очереди.

– Кого копать-то?

– Землю, – не моргнув глазом,ответила Наташка, создавая впечатление, будто она говорит о совершеннобанальных и простых вещах.

– Землю? – Я вновь ощутила, как помоему телу пробежала легкая нервная судорога.

– Ну да. Она после дождя еще мокрая.Считай, что нам повезло.

– Повезло?

– Ну да. Копать легко будет. Должныбыстро управиться. Закопаем его к едрене фене, и дело с концом. Похороним,одним словом. Говорят, что, когда человека хоронишь, нужно в гроб положить еголюбимую вещь. Поверье такое. У нас гроба нет, но ничего страшного. Мы ему прямов землю положим его любимую игрушку – его злосчастный пистолет. Пусть на томсвете балуется.

– Наташка, ты что такое говоришь?

– Я тебе дело говорю. Цени. Ты видела,чтобы еще кто-нибудь так о своей подруге заботился?

– А если милиция уже там?

– Скажешь тоже! Да пока милиция чухнется…Она там не раньше чем через три года появится. Шутка, конечно.

– О боже…

Я откинулась на спинку, закрыла глаза и с ужасомподумала о том, как мы будем закапывать мертвого Влада. От этого япочувствовала себя еще хуже, и меня замутило с такой страшной силой, что я тутже открыла окно и высунула голову наружу.

– Ты что? – наклонилась ко мнеперепугавшаяся Наталья.

– Плохо мне.

– А кому сейчас хорошо? Давай держись.

– Я стараюсь.

– Плохо стараешься. Ты прямо позеленелався.

– Наташка, знаешь, о чем я подумала?

– О чем?

– Лучше бы я маленькой умерла.

– Дура ты! – только и смоглапроизнести Наталья. – Дура, потому что только дурак может произноситьподобные вещи.

– Сама такая! Я сегодня в первый раз вжизни подумала о том, что я жить не хочу.

– Куда ты денешься! Кстати, если ты насвоей свадьбе не сделаешь меня свидетельницей, то я на тебя знаешь как обижусь…

Повернув голову в Наташкину сторону, япосмотрела на нее горько и осуждающе и процедила сквозь зубы:

– Наталья, отвали от меня со своейсвадьбой. И никогда мне больше про нее не говори!

– А ведь я и обидеться могу… Я к тебе совсей душой, а ты мне говоришь «отвали».

– Отвали! – еще раз повторила я тоже слово.

– Считай, что ты меня очень сильнообидела.

– Ну и обижайся, пожалуйста… –произнесла я усталым голосом и вновь высунулась в окно.

Наташкина нижняя губа затряслась, и она вновьпостучала водителя по плечу:

– Мужчина, вы что, глухой?! Сделайтемузыку тише, а то прямо по ушам бьет. Оглохнуть же можно!

Растерявшийся дядька тут же выключил музыку ивновь покосился в зеркало заднего обозрения на перевязанную Наташкину голову,протянув:

– Вы ж сами сказали.

– Что я сказала?

– Музыку сделать громче… – ещебольше растерялся водитель.

– Мало ли чего я говорила?!

– И еще сказали, мол, потолковать вамнужно со своей подругой…

– Не о чем нам с ней толковать!

– Ну как знаете…

Всю дорогу до дачи мы ехали молча. Как толькоподъехали к моему дому, Наталья достала из сумочки деньги, рассчиталась сводителем и толкнула меня в бок:

– Просыпайся. Приехали.

Открыв глаза, я увидела, что уже рассвело, и,не раздумывая, вышла из машины. Взяв Наталью за руку, я пошла с ней к дому изаговорила виноватым голосом:

– Наташка, ты прости меня! У меня простонервы сдают. Ну не злись! Ты же видишь, в каком я состоянии…

– Ничего страшного. Я ужепривыкла, – холодно ответила Ната, не поворачивая головы в мою сторону.

– Наташка, ну хватит дуться!

– Я уже не в том возрасте, чтобы дуться.

– Я так не могу.

– Как?

– У меня и так крайне паршивое состояние,а еще ты масла в огонь подливаешь. Я сейчас просто закиплю. Ну скажи, что мир!

– Хорошо, мир, – нехотя согласиласьмоя подруга и выдавила из себя улыбку.

– Тогда по рукам.

– По рукам.

Открыв дверь в дом, я прошла на ватных ногахвнутрь. И тут, увидев капли крови на половицах, закрыла глаза от боли и ужаса.

– Светлана, ты что? – немедленнопочувствовала мое состояние Наташка.

– Что-то нехорошо мне. Как вспомню, чтоздесь произошло…

– А ты не вспоминай. Сейчас не до этого.Нам нельзя терять ни минуты. Где лопаты?

– В сарае.