Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Всякий на его месте, однажды дорвавшись до власти над богатейшей и самой южной точкой Запада, вгрызся бы в новую вотчину зубами и ногтями. Только бы его династия вечно удерживала титул герцога.
Знай он о Чёрной Смерти за века до этих дней, как изменилось бы будущее?
Так или иначе, Северная стена внутри Города — единственная целиком уцелевшая. И когда началось поветрие, местные власти не преминули возможностью воспользоваться ей. Все остальные сыпались из года в год, обращаясь в руины и придавая Саргузам особый шарм. Горькую память о том, что несвобода человека никуда не девается и просто переходит в совершенно другие плоскости.
Дезертир почти не слушал Глена, погруженный в тяжкие думы:
«Меня же тоже ожидает эта проклятая Северная стена. Ведь инквизиторов с той стороны едва ли пустят, просто взглянув на лычки. Коих у меня нет! Ха-ха, чтоб вас…
Оттуда попасть в Акрополь — дело плёвое. Но нет же, с этой заразой в моих лёгких там нечего делать. Если Тринадцать пропустят внутрь, я мог бы вместе с ними пройти. А так — борода. Возможно, стоит попробовать и на себя выписать подорожную грамоту?
Если доктор и правда творит чудеса, это значительно мне облегчит жизнь. В противном случае, потребуется отыскать иной путь. И к нему следует быть готовым…»
По плечу Альдреда ни с того, ни с сего хлопнул Глен, осклабившись. Флэй встрепенулся, гаркнув. Зараза в очередной раз утащила его в глубины сознания. Если тенденция усугубится — и не в лучший момент, его жизнь окажется под угрозой некстати.
— Не подведи, земляк, — настоятельно призывал Маки, отходя.
Амбал свистнул свите своей, и все вместе они побрели обратно в «Шаньтоу».
Кто-то из бандитов смачно сплюнул на мостовую прямо у ног дезертира. Флэй косо поглядел на него, тонко почувствовав невербальный посыл в поведении разбойников.
Если кратко, ренегат крупно влип. И если во время налёта на донжон сообразить не сумеет, как обыграть ситуацию грамотно, не видать ему и госпиталя Сестёр Милосердия.
К нему подошёл Копф. За его спиной встали Сивый с Глизи. Уродливый лысый мужик со стеклянными голубыми глазами. Альдред поджал губы, смотря в его лицо. Ни шевелюры, ни бороды, ни усов — и даже брови казались едва заметными из-за своего жидкого, золотистого цвета. Этнический лур, как выяснилось по акценту.
Он сказал строго:
— Не отходи далеко, чужак. Если тебя схватят эти твари, ты нам только подгадишь.
Флэй хмыкнул, глядя на него надменно. Ему было сладко от пассажа, что зародился в голове тут же. Самое приятное, он имел полное право так сказать:
— За меня переживать не стоит. Побывай вы, где я, там бы и легли костьми. Уж поверь мне на слово…
Глизи, молодой и задиристый сморчок, вякнул:
— Много о себе думаешь, паря!
Сивый казался из них наиболее склонным к рациональному мышлению и хладнокровию. Он подался чуть вперёд, встав между Альдредом и Копфом. Заговорил:
— Вообще-то, у нас есть чёткий приказ от Маки, который надо выполнить. Я не советую тратить время на пустую болтовню. Оно нынче дорого.
Лысый злобно зыркнул на ренегата. Флэй приподнял с вызовом бровь, являя собой воплощение бессмысленной бравады. Глизи что-то пробурчал себе под нос. Копф расслабил тело и вздохнул:
— Ай, плевать. Идёмте уже.
От «Шаньтоу» четвёрка шестёрок направилась на юго-запад, в сторону улицы, которая через пять-шесть кварталов бы вывела их на Рыбный Рынок. Это при обычных условиях. Игра света и тени ранним утром накладывала свои ограничения на передвижение компаньонов. Стоило идти по солнцу. Ладно бы оно застыло в небе, но нет: и звезда, что даровала жизнь и тепло, двигалась наравне с ними.
Их группу вёл Копф. Было сложно сказать, сколько этой лысой обезьяне лет. Зато невооружённым глазом Флэй видел: он — самый способный из всей троицы. И силён, и свиреп, и сообразителен в достаточной мере, чтобы вести за собой трёх товарищей.
Молодчик являл собой скорее живчика, чем пробивную силу. Его отобрали как вьючное животное, чья спина стерпит ружья. Сивый же, скорее всего, умел работать с документами, но в бойцы годился едва ли.
Ренегат ни о чём не разговаривал с бандитами. Они не представляли для него совершенно никакого интереса: просто попутчики.
Благо, те относились к нему примерно также. Тем не менее, Альдред наблюдал за тем, как прихвостни Маки ведут себя на улицах Города. Пытался очистить зёрна от плевел, поняв принцип успешности их вылазок.
Ему действительно было, чему поучиться. Он решил довериться Тринадцати до поры до времени: в случае чего ему ничего не будет стоить умертвить их и сбежать. Главное, после разгрести последствия.
Головорезы не дошли до конца солнечной улицы. Альдред пригляделся — и действительно, следовать и дальше бессмысленно. Перекрёсток буквой «Т» вёл по обеим сторонам на затенённую улицу, где в два ряда высились клоповники, в которых жили временщики из провинции, да приезжие авантюристы. Даже если упыри затихли, это совсем не значит, что их там нет.
Ноги повели группу в проулок, целиком залитый утренним светом. Шестёрки спускались по мокрой лестнице вниз, укрывая глаза от слепящего солнца. Лужи после ночного ливня стали уже подсыхать, и в воздух поднялась удушающая влага. Казалось, будто лёгкие наполняла капля по капле вода. Ещё и спуск оказался долгим. Для Альдреда это стало испытанием вдвойне: он силился, только бы не закашлять.
Чуть ли не вслепую, Тринадцать спустились к площади, являвшей собой шестиугольник, окружённый двухэтажными домами из серого камня. Эти уже построены при Герцогах, но неизвестно, кому те принадлежали до мора.
Когда рыночная экономика западного образца расцвела в Саргузах пышным цветом, в некоторых уголках Города нищета и блеск стали тесными соседями.
Свой статус люди примеряли на работе и дома, сливаясь на улицах в единое серое ничто. И никакие пёстрые наряды не могли никого выделить на фоне остальной немытой и безликой толпы.
Небесное светило чуть отклонилось вверх, к зениту, ослабив яростный напор на зрение. Группе открылось истинное назначение площади.
Это был небольшой закуток, общий задний двор, где люди отдыхали под сенью мелких пальм и набирали воду из колодца.
— Вода… — мечтательно прошептал Альдред.
За минувшие дни жидкости он потерял изрядно, сам того не ведая. В условиях саргузского светопреставления у него не было и малейшей возможности просто взглянуть на себя со стороны, прицениться, насколько изменился.
А между тем преображение было поистине пугающим.
Если б не ремень,