Она никогда не сможет рассказать ему правду о себе.

Пройдя по тропинке, петлявшей среди вольеров, она остановилась рядом с цветущим гибискусом. Ее тело и душа ныли от желания, а в мозгу вертелась неотступная мысль: «Почему я не могу рассказать правду?»

Внезапно она вспомнила, что Эбби собирает вещи и готовится уехать, что детектив из отдела убийств всюду сует свой нос и что эта глава их жизни, кажется, кончается. Они с Эбби тридцать три года наслаждались относительной свободой, но теперь это время подошло к концу и никто из них не знает, что им принесет завтрашний день.

Может быть, ей предоставляется последний шанс поговорить с Зебом. Почему не рассказать ему правду о себе и своем прошлом?

При мысли об исповеди перед Зебулоном Армстронгом у нее заколотилось сердце. Неужели человек, который свято хранит свою тайну, не посочувствует ей? Он не склонен к тому, чтобы осуждать других. Кроме того, ее преступление было давним, и совершила она его в порядке самообороны.

«Да, — внезапно подумала Ванесса, ощутив прилив присущей ей смелости, — я все расскажу ему! Прямо сейчас, в этом укромном месте среди экзотических птиц и цветов, в солнечных лучах, пробивающихся сквозь листву, которая защищает птичник, в этом саду, нетронутом и неиспорченном, как Эдем, и чистом, как сама Африка! Расскажу сейчас, потому что завтра все может измениться и такой возможности уже не будет!»

Но когда Ванесса сделала шаг к Зебу, стоявшему к ней спиной и не догадывавшемуся, что она рядом, в конце тропинки появился кто-то, пришедший от северного входа в птичник. К Зебу устремилась длинноногая блондинка и закричала:

— Так вот где ты! Я проснулась утром, а тебя нет! — Курортница обвила руками его шею и крепко поцеловала в губы. Шокированная Ванесса следила за тем, как Зеб, не протестуя, поцеловал ее в ответ.

Она тихонько пятилась, пока не скрылась в гигантских папоротниках и не оказалась за пределами слышимости. Мало ли что наговорят друг другу эти двое…

Что за чушь пришла ей в голову? С чего она взяла, что между ней и Зебом может что-то быть? Они принадлежат к разным мирам, разным расам. Она напомнила себе, что Зеб — человек строгой морали, свято почитающий закон. Как объяснить, что человек, которого она убила, был мерзавцем и сутенером и что она сделала это, пытаясь защитить себя? Как объяснить, что она сожгла тюрьму Уайт-Хиллс, потому что там охрана издевалась над заключенными? Очень вовремя появилась эта блондинка. Она не дала Ванессе опростоволоситься.

Эбби снился все тот же сон.

Он начинался со стука в дверь.

— Мисс Тайлер?

— Да.

— Я из офиса окружного прокурора. — У человека всегда был техасский акцент, хотя одежда могла меняться. — Мы пересмотрели ваше дело и пришли к выводу, что вы невиновны в убийстве Эйвис Йокум. Приговор отменен. Вы реабилитированы.

Но вчера ночью этот сон впервые изменился. Она открыла дверь и увидела Джека Бернса. Он сообщил ей, что приговор отменен, а потом взял за руку.

— Куда ты меня ведешь? — спросила она.

— К свободе, — ответил Джек. Выйдя в дверь, Эбби поняла, что стоит на берегу моря.

Они шли босиком по влажному песку, путь им указывал лунный свет, а на берег обрушивались волны с серебристыми барашками. Эбби поняла, что на ней только ночная рубашка из прозрачной ткани, льнущая к коже. Это ощущение пробуждало в ней чувственность.

Когда Джек сбросил свою кожаную куртку? Где его рубашка? Его кожа была влажной, словно он только что вышел из воды; на скульптурных мышцах искрился звездный свет. Ей хотелось слизать соль с его кожи.

Внезапно он обернулся, привлек ее к себе и страстно поцеловал. Она поцеловала его в ответ. Прибой льнул к их лодыжкам, пытаясь увлечь за собой и сделать морскими созданиями.

Джек сделал шаг назад, неторопливо снял с себя джинсы и оказался в великолепной наготе. Потом он потянулся к ее подолу, мокрому от воды, снял ночную рубашку через голову и изучил взглядом каждый дюйм ее обнаженного тела. Затем за глазами последовали руки, исследовавшие каждую выпуклость и впадинку. Она тоже касалась его жилистых рук стрелка из лука, мускулистой груди и подбородка, который так и просился, чтобы его поцеловали.

Он снова взял Эбби за руку, повел в прохладный прибой и нырнул в набегавшую волну, держа ее в объятиях. Океан бережно покачивал влюбленных, а их губы сливались в обжигающем поцелуе. Сильные руки Джека поддерживали Эбби, ее голени обхватывали его бедра. Он овладел ею в воде, лунный свет сверкал на их волосах и плечах, течение уносило их все дальше и дальше от берега, и они плыли по Тихому океану, не размыкая объятий.

— Давай уплывем на край света, — прошептал он ей на ухо.

И она сказала:

— Да…

И тут Эбби проснулась. Простыни были свернуты жгутом, а ночная рубашка обвилась вокруг талии. Желание продолжало сжигать ее даже теперь, через несколько часов, когда она стояла у дверей бунгало Джека.

Он удивил ее, позвонив утром и пригласив на завтрак. Эбби хотелось и принять предложение, и отклонить его. Ей не нравилось влияние, которое на нее оказывал этот человек. Ни один мужчин не заставлял ее чувствовать себя такой слабой и уязвимой. Но ей было нужно знать, зачем он прилетел в «Рощу». Эбби узнала, что он беседовал с Коко, Сисси, а вчера вечером — и с Офелией. Это тревожило ее. Если он расследует убийство своей сестры, то зачем ему разговаривать с ними?

Она постучала.

Рукава его голубой рубашки были закатаны, воротник расстегнут, а короткие волосы торчали во все стороны так, словно он не успел причесаться. Эбби смотрела на его губы и гадала, целуют ли они в жизни так же страстно, как во сне.

— Привет! — сказал он, пропуская ее в комнату. Джек не видел Эбби со вчерашнего полудня, когда она представляла его начальнику охраны Элиасу Саласару. Он думал, что встретится с ней после, но застать Эбби оказалось трудно. У мисс Тайлер были очень плотный рабочий график и бившая ключом светская жизнь. Он пытался позвать Эбби на обед, но у нее уже были планы на этот вечер. Джеку хотелось знать, почему Эбби собирала досье на его сестру и что именно она сумела выяснить. Поэтому утром он первым делом позвонил ей и пригласил на завтрак. К его удивлению, она согласилась.

Теперь она была в его бунгало, но Джек думал не об информации о сестре, которой владела эта женщина, а о том, что утром Эбби выглядит ничуть не хуже, чем в другое время суток.

Он увидел, что Эбби смотрит на его перчатки.

— Я занимался своим инвентарем, — сказал он, показывая на большой лук, прислоненный к стене, и стрелы, разложенные на газете. Эбби удивила звучавшая музыка. Брамс или Шуман. Почему-то ей казалось, что Бернс должен любить джаз.