– Мне тут анекдот недавно рассказали, – прервал затянувшееся молчание Игнат.

Иван встрепенулся.

– Ну значит, приходит сын к отцу и спрашивает: «Пап, а что такое виртуально?..» Знаешь?

Иван усмехнулся, заглядевшись на замызганный бок небольшого грузовика, украшенный жирной и крупной нарисованной сосиской, вызывающей отнюдь не аппетит, а отвращение.

– А он говорит сыну, – продолжил он, – «Сходи к маме и брату и спроси, отдадутся ли они за две тысячи?» Этот? Я его на днях рассказал тем ребятам, на которых тебя вырвало.

Игнат не выдержал и расхохотался. Иван покосился на друга.

– Ты-то смеешься, а мы, знаешь, сколько от них отбивались! Второй еще ничего, а тот главный, которого ты осчастливил, так просто успокоиться не мог: «Так и знайте, или засужу, или подложу бомбу под машину!» Еле успокоили. И чего с тобой в тот раз случилось?

Игнат оторвался от дороги.

– Не поверишь, – он не скрывал улыбки, – из-за этого анекдота.

– Ты шутишь?

– Да какое там!

Иван отвернулся в окно. Сосиска на боку автомобиля словно преследовала их по городу.

– Не на того человека тебя вырвало. Такой проект упустили. Они нас теперь никогда в жизни к своим активам не подпустят.

– Да и черт с ними!

Иван хотел ему возразить, но машина уже свернула в нужный переулок, и Игнат отвлекся, высматривая место для парковки. Вскоре оба уже выходили на дорогу, разминая затекшие ноги и осматриваясь. В небольшом дворе было безлюдно. Снег живописно украсил ветки деревьев и горками лег на сиденья и спинки скамеек. Особенно эффектно на белом фоне смотрелась пара элегантных синиц в камзолах лимонного цвета, с черными кипами на головах. Маленькие, но чрезвычайно привлекательные птички склевывали что-то в ветках запорошенного куста и перелетали с места на место, весело перекликаясь. Игнат проследил сначала за одной, потом – за другой и внезапно наткнулся взглядом на собаку, которая спокойно сидела на снегу и, не мигая, смотрела прямо на Игната.

– Хорошая собачка, хорошая, – заискивающе пробормотал Игнат, присаживаясь на корточки и протягивая черно-белой дворняжке пустую руку.

Однако та никак не отозвалась на ласковые слова, продолжила гипнотизировать его взглядом и только глухо зарычала, пресекая все попытки сближения. Игнат пожал плечами: ну, нет, так нет.

– Игнат, слушай, может, я тебя в машине подожду? – спросил Иван. – Сам знаешь своего тестя…

– Вот именно, – Игнат встал с корточек. – Пойдем лучше вместе. Вдвоем не так страшно!

Уже у дверей подъезда Игнат обернулся. На том месте, где сидела собака, было пусто.

Спустя несколько минут Иван уже сидел за столом в гостиной и с аппетитом уплетал вкуснейший Настин борщ. Возможно, его аппетит был несколько преувеличен. Кир с интересом разглядывал голодного гостя и только собрался что-то сказать, как на пороге появился Игнат.

Кир насупился.

– Ну что, нашел что искал?

– Не нашел, – огрызнулся Игнат.

Он осмотрел гостиную. Чертова нора. Игнат терпеть не мог ни района, ни дома, ни квартиры, в которой жил Кир. Таганские тупики всегда навевали на него тоску. Инга что-то рассказывала о том, что в свое время в эту часть города определили ремесленников, работавших с огнем, в том числе тех, что мастерили подставки под таганы. Гончары, швеи, ямщики, каменщики – здесь многие улицы хранили память о прошедших временах. Старая Москва, львы с плоскими мордами на воротах бывшего Шепелевского дворца, полная тайн сталинская высотка на Котельнической набережной, узкая Яуза, хранившая свои секреты, – Игнат был равнодушен ко всему этому. Как и в своей пустой квартире, ему было проще жить в пространстве без истории. Он был готов выказывать уважение вчерашнему дню, посещая музеи и кладбища, но в настоящей жизни ему были не нужны все эти свидетели прошлого. Кир, живущий в мире, где каждая царапина на стекле или стене что-то значила, казался ему пауком, отживающим свой век и питающимся кровью таких, как он, молодых и смелых. Каким сам Игнат выглядел в глазах своего тестя, он предпочитал не задумываться.

Игнат закурил, подошел и потрогал большого красного петуха, стоявшего на подоконнике. Красивая безделушка отчего-то раздражала и тревожила его. Красный петух, знак пожара, символ огня… Наблюдая за зятем, Кир поморщился, но ничего не сказал, а Иван с утроенной силой застучал ложкой по дну тарелки.

– Ой, вкусный борщ, ой, не могу, – бормотал он, как заклятье, заговаривая надвигающуюся бурю.

В том, что буря грянет, он даже не сомневался.

– Как жизнь? – выдавил из себя Игнат.

– Нормально.

– Как здоровье, настроение? – Игнату с трудом давались простые вопросы.

– Все хорошо, не переживай, – ехидно успокоил его Кир. – Никто не помер без тебя.

Игнат пристроил сигарету на край блюдца и как следует растер ладони, разминая все суставы и фаланги.

– Я искал фотоальбом Инги, – наконец заговорил он.

Кир заинтересовался устройством ногтя на безымянном пальце и ничего не ответил.

– Кирилл Александрович, – повысил голос Игнат. – Старый альбом Инги. Он был у нее в шкафу. Где он?

Кир пожал плечами.

– Вы меня слышите, Кирилл Александрович? – голос Игната дрожал, но он не сдавался.

Кир, отвлекшись от ногтей, невнимательно посмотрел в его сторону.

– А? – рассеянно спросил он.

«Ты, дьявол!» – беззвучно крикнул ему в лицо Игнат.

– Я вас спросил об альбоме, – произнес он вслух.

– И что? – Кир, вытянув руку в сторону, изучал свои пальцы с внутренней и внешней стороны. – Ты тут голоса не повышай – не твоя территория. Понимаешь?

Игнат посмотрел на него, на Ивана, на огромное наклонное зеркало, в котором отражалась вся честная компания, помолчал, подумал, подхватил сигарету и начал опять.

– Ну что же это такое: – произнес он с вымученной улыбкой. – Кир Александрович, вы прямо не тесть, а наказание какое-то…

– А ты что, подарок? – поднял бровь Кир.

– Ну раньше-то вы, вроде, не жаловались.

– То раньше. Время идет. Люди меняются.

– Это правда, – Игнат потупился.

Он затушил сигарету, подошел к другому окну и выглянул во двор. Шпиль высотки уходил в серую массу облаков, по ту сторону Садового кольца вперемешку жались друг к дружке старые развалюхи и современные постройки, напа́давший снег стаивал под ногами прохожих, и машины, подруливая к бровке тротуара, расплескивали густую грязь – неизменную примету московской зимы. Игнат вернулся к столу и прокашлялся.

– Кир Александрович, простите нас. Я понимаю, ворвались средь бела дня… Вообще-то у меня и был всего один вопрос, так что, если вы не против.