– Что «все»? – уточнил Иван.

– Ну, все. Все, что было у нас с Ингой. О том, как все начиналось, чем кончилось, об Осипе и Викторе, черт бы их всех подрал…

Лифт встал, и Игнат осекся. Наверно, не стоило так говорить о покойниках. Двери плавно разошлись.

– И что? – опять спросил Иван.

– Ты понимаешь, я что подумал… Это, конечно, странно звучит, но что, если тот тип… Я ведь даже не знаю, кто он… Вдруг наслушался меня и начал…

– Убивать?

– Ну типа того. Мстить за меня? Ну, понимаешь, может, и у него самого такие же печали или… я не знаю… Кругом же одни ненормальные…

Иван расхохотался. Он обнял друга за плечи, и так, в обнимку, они и вышли на площадку перед дверью. Там в черно-белой шубе, похожей на коровью шкуру, стояла Зоя. Естественно, с чемоданом. Иван снял руку с плеч Игната и отступил в сторону.

– Зоя… – пробормотал Игнат.

– Зоя, – поприветствовал девушку Иван, аккуратно вынул из рук Игната ключи, отпер дверь и из-за ее спины показал другу, что, дескать, вы тут, давайте, разговаривайте, а я не буду мешать – подожду дома.

Иван скрылся за дверью, Зоя никуда не скрылась. Она не смотрела на Игната и молчала, но все было настолько красноречиво, что ни о чем и не стоило говорить. Игнат обвел взглядом ее опущенные плечи, ничего не выражающее лицо, огромный, алый не по размеру ее присутствия в его жизни и квартире чемодан… Сколько они с ней были вместе? Совсем недолго. Но женщины даже ничтожному сроку неудачных отношений склонны приписывать трагический смысл потерянного времени. Почему потерянного? Игнат никогда не понимал.

Он усмехнулся. Игнат не собирался ее удерживать. Он всегда хотел получить от Зои только то, что она могла дать. А весь огород, который она, как любая баба, стремилась нагородить вокруг него с этой ее заботой, любовью, нежностью и набитым едой холодильником, даром был ему не нужен. Вот такая история…

Желая что-то сказать напоследок, Игнат промычал нечто неопределенное, поднял руку, и тут же затрепетали ресницы и заблестела набегающая слеза. Все было очень похоже на то, что Игнат уже видел однажды: в тишине разомкнулись двери лифта, полупустой чемодан с грохотом исчез внутри, Зоя шагнула за ним следом, двери закрылись, все закончилось.

– Ну и слава Богу, – с облегчением пробормотал Игнат и позвонил в собственную квартиру.

– Ну как? – Иван встал на пороге.

– Останешься сегодня у меня? – спросил Игнат.

Наступил вечер. Мальчик рассеянно возил локомотив с одним вагоном сначала по рельсам, а потом по воздуху. Летающий состав поднимался высоко над полом, кружил вокруг ножек стола и пикировал под стул. Девочка принимала ванну. Кир сидел перед холстом в своей комнате.

Он смотрел на проступившие фигуры королей, на очертания стола и сводов и понимал, что дело стронулось, что он уже начал продвигаться вперед по тому странному маршруту, который невозможно ни просчитать, ни предвидеть. Кир хорошо знал этот холодок – он появлялся ровно в тот момент, когда возникала надежда, что работа может получиться. Нетерпение и апатия мешали друг другу, подталкивая под руку и гоняя по углам комнаты в поисках и раздумьях. Кир и сам не догадывался, что он ищет, но был уверен – не техническая сторона дела сводит его с ума. Опыт, терпение и талант всегда помогали ему найти точную линию, нужный оттенок, идеальный контур. На это уходило больше или меньше времени. Иногда догадка приходила через озарение, и все разом вставало на свои места, иногда дотошная коррекция рисунка затягивалась, и только путем кропотливого подгона удавалось вычислить единственно возможный вариант. Но Кир ждал другого. Он привык, что каждый раз в процессе работы у него появляется (или не появляется) шанс выпасть из обычной жизни и объективной реальности. Нет, в этом не было ничего от спиритизма, Кир не искал встреч с душой почившего художника, не покупал магических досок, не ждал тайных знаков и не таскался на старые могилы. Он караулил момент, когда словно отмыкались невидимые шлюзы и неизученная материя или энергия мощным потоком устремлялась сквозь них, сметая все сомнения, подхватывая Кира и унося в неизвестном направлении. Если он попадал под такое извержение, то легко и успешно заканчивал работу. Если нет – долго и мучительно корпел над полотном и потом оставался недоволен результатом. Можно было бы говорить, что Кир находился в ожидании творческого вдохновения, но сам он не верил в него, работая над копиями чужих шедевров. Бродил из угла в угол, думал ни о чем и обо всем сразу и кутался в свою вязаную кофту, стараясь согреть хотя бы тело.

Наконец, устав от самого себя, Кир вышел в коридор и направился в кухню. Ему захотелось кофе, но осмотрев все открытые поверхности, он не нашел старой турки.

«Ну, Настька, шельма, – подумал он, – вечно куда-нибудь запрячет, так потом не найдешь!»

На этот раз Настя сунула широкобокую медную турку на верхние полки. Кир заметил деревянный черенок, торчащий в воздухе, потянулся за ним, но даже ему с его ростом пришлось залезть на стул, чтобы добраться до цели. Он уже собирался сойти вниз, как вдруг обратил внимание на запотевшее изнутри окно ванной комнаты. Кир присмотрелся и разглядел в клубах пара и пены головку девочки. Что-то заинтересовало его, и он осторожно ступил на пол, отложил турку и направился к дверям ванной. Чуть потянул на себя ручку и в образовавшуюся щель увидел ту же картину, но теперь в другой плоскости.

Девочка, обхватив колени, сидела в ванной, переполненной пышной пористой пеной. На ее голове была сооружена настоящая вавилонская башня из намыленных волос, к виску прилипла темная прядь. Прямая спина. Напряженный взгляд. Что-то явно было не в порядке… Внезапно Кира осенило: девочка вела себя так, словно была в ванной не одна. Кто-то еще находился в этом влажном помещении, пропахшем ароматами хвои и клубники. Но как Кир ни старался, он не мог никого разглядеть в клубах пара.

Девочка тем временем развела перед собой ладошками пену, в просвете колыхнулась зеленая, венецианская вода, и мелькнул розовый островок колена.

– Я сегодня видела машину во дворе… – произнесла она. – Думала, мама с папой приехали, но это совсем чужие люди оказались. Просто машина похожая. А там мама, папа, бабушка, мальчик маленький – вроде, семья, но все такие противные, злые – ужас, только и делали, что ругались друг на друга…

Она с досадой пошлепала ладошкой по воде.

– Я вот думаю… Маруська Тихонова так свою маму любит, это что-то. Ну это понятно, у нее мама дома сидит, не работает. У Маруськи такие наряды… закачаешься! И завтраки мама ей собирает каждый день в такие прозрачные пластиковые сундучки. А там бутерброды лежат с салатом, сыром. Красивые… Нет, Кир тоже бутерброды нам собирает, но он же не мама.

Ее прическа поползла куда-то в бок, девочка поспешно вернула на место и оттерла нависший над глазами козырек пены.

– А у Светки из параллельного «б» папа с мамой развелись в прошлом году. Папа уехал, а мама Светку теперь все время целует, гладит и песни на ночь поет. А летом Светка к папе далеко-далеко поедет на все каникулы. В Америку. Плохо, что ли? Хорошо. А она их не любит. Ни папу, ни маму. Не знаю, глупая какая-то. Полюбила Петьку из старшего класса. Говорит, закончат школу, поженятся и будут счастливы. Дураки!