Выхода из положения не было никакого. Хорас, обладая талисманом, неизбежно должен был победить Маколея и добиться своего. Принцесса была обречена. И говорить больше было не о чем.

Некоторое время еще они сидели молча, потом принцесса сказала:

– Фируза, проводи меня, пожалуйста. Простите, но я должна отдохнуть.

Девушки удалились в опочивальню.

Овечкин остался один со своими нелегкими думами.

Когда Фируза вернулась, он все так же сидел, сгорбившись, перед камином и с удрученным видом смотрел в огонь. Она подошла и села рядом, на ковер у его ног. Михаил Анатольевич перевел на нее взгляд и неловко, растерянно усмехнулся.

– Все одно к одному, – сказал он непонятно. – У вас есть какой-нибудь острый предмет, Фируза… перочинный нож, например?

– Нету, – она пожала плечами. – А зачем вам?

– Ну, может, маникюрные ножницы какие-нибудь?

– Откуда же, Михаил Анатольевич? Нас уволокли, как мы были. Даже носового платка – и того нет.

– Как же так, – Овечкин обвел рассеянным взглядом комнату, мрачную, как и все в этом доме. – Здесь, конечно, ничего не найдешь… а булавка? Булавки тоже нет?

Фируза покачала головой.

– Нет. Разве что вот это…

И ткнула пальцем в брошку, приколотую к ее платью.

– Ну-ка, ну-ка, – оживился Овечкин. – Покажите!

Недоумевая, Фируза отколола украшение и протянула ему. Овечкин тут же перевернул брошку и принялся внимательно изучать иглу замка.

– Думаю, это подойдет. Вы разрешите мне подержать ее у себя некоторое время?

– Вы меня удивляете, Михаил Анатольевич. Конечно, разрешу. Но зачем она вам?

– Потом узнаете. Впрочем, это я так, на крайний случай. Будем надеяться до последнего. Вдруг возьмет да случится чудо…

– Не пугайте меня, Михаил Анатольевич, я и так уже боюсь дальше некуда. Вы что же, собираетесь заколоться этой брошкой, когда Хорас за нас возьмется? У вас ничего не выйдет – это я говорю вам, как медсестра!

Овечкин тихо засмеялся и посмотрел на нее с бесконечно мягким выражением лица.

– Нет, конечно, что вы! Но я рад, что вы не теряете чувства юмора… рад, что вообще познакомился с вами. Хочу спросить – если вдруг… ну, вдруг все обойдется и мы живыми и невредимыми вернемся по домам – вы позволите мне иногда видеться с вами, Фируза?

Она помедлила, прежде чем ответить.

– Чтобы было с кем иногда поговорить о принцессе Май?

Михаил Анатольевич вздрогнул. Сам он теперь знал, что произошло с ним в тот миг, когда он впервые увидел принцессу, – птица чатури открыла ему глаза. Знал, но не думал, что это так заметно…

– И поэтому тоже, – сказал он с усилием. – Но я думал о другом, признаться. Если все обойдется, и Никса Маколей вернется в свою Таквалу, а принцесса – в Данелойн… Вы знаете, Фируза, я был совершенно одинок, еще совсем недавно. Мне так странно сегодня сознавать, что столько людей вошло в мою жизнь за последнее время!.. Если позволите мне профессиональное сравнение – я смотрю сейчас на свою жизнь, как на книгу, у которой затерялся переплет… ни автор, ни заглавие не известны, и читаю я ее не с начала и оттого ничего не понимаю – кто я, что я, почему все это со мной происходит… И если она еще и оборвется на середине… мне так не хочется возвращаться к своему одиночеству! Я не смею просить вас стать моим другом, Фируза, но хоть иногда…

– Я сейчас разревусь, – сердито сказала девушка. – Вы этого хотите?

В доказательство она шмыгнула носом. В глазах Овечкина мелькнул искренний испуг, и Фируза, махнув на него рукой, отвернулась.

– Ладно, ладно, – сказала она со смешком, подозрительно похожим на всхлип, – я согласна стать вашим другом. И даже не иногда, а прямо каждый день!

– Благодарю вас! – с чувством сказал Овечкин. – Вы не представляете, как я рад, пусть вы и не серьезно это говорите!

– Чтоб мне провалиться, – Фируза вскочила на ноги и отошла от камина. – Я сейчас умру от вас, Михаил Анатольевич. И таким образом лично моя участь будет решена без всякого вмешательства темных сил! Пойду-ка я лучше спать. Лягу у принцессы. А вам придется прикорнуть где-нибудь тут, на коврике. Хорас, в отличие от Басуржицкого, нас с вами и за людей-то не считает… даже не подумал дать по комнате. А туда же – великий волшебник, могущественный дух!..

Выйдя из дому, Босоногий колдун, Де Вайле и Никса Маколей приблизились к той самой подворотне, возле которой молодой король впервые встретил Овечкина, принятого им за чародея. Вспомнив об этом, Никса невольно присвистнул. Так вот куда они едва не вошли в тот раз! Прямехонько в убежище Хораса. И если бы Михаил Анатольевич, перепугавшись с непривычки, не кинулся обратно, Бог знает, как могли на самом деле развернуться события…

Он покачал головой, и сердце его болезненно сжалось. Угодил-таки Овечкин к Хорасу…

Все трое вступили под арку, и колдун с колдуньей приступили к своей таинственной работе по открыванию невидимых дверей. Со стороны это никак не выглядело – они просто стояли молча посреди подворотни с напряженными, сосредоточенными лицами. Никса, чуть в стороне, ждал, рассматривая открывавшийся по ту сторону арки маленький уютный дворик с детской площадкой посередине, обсаженной невысокими кустиками. Белая ночь заливала его своим холодным серебристым сиянием, и отчетливо виднелся в песочнице позабытый каким-то малышом совок.

Мирный вид этот неожиданно подернулся странной плывущей завесой тумана и как будто медленно стек – в никуда. За полукружием арки так же медленно встал лес, одетый осенней листвою, над которым нависало сумеречно-грозовое небо…

Аркадий Степанович дернул Никсу за рукав.

– Быстрее…

И, выйдя из оцепенения, король торопливо шагнул вслед за своими спутниками в этот лес.

Город исчез. Деревья окружили их со всех сторон.

Совсем неподалеку они расступались, открывая расчищенный участок, в центре которого высилось массивное здание из красного кирпича – крепость с квадратными башнями по всем четырем углам, с узкими окнами-бойницами, тяжелая и угрюмая, подстать грозовым небесам. В окрестностях не было видно ни одной живой души.

Они стояли и молча смотрели на это здание, и глухая, какая-то липкая тишина обступала их плотным облаком, ложась на сердце тяжестью и лишая воли и желания двигаться. Наконец Босоногий колдун, словно очнувшись, озабоченно сказал:

– Удачно же мы вышли… да еще и встали тут столбами! Можно не сомневаться, что он нас уже рассмотрел и пересчитал.

Он оглянулся.

– Ба… а женщина-то оказалась сообразительнее меня!

Никса тоже оглянулся. Де Вайле рядом не было.

– Где она?